|
Семья Василия Гаврииловича Кастрова
|
|
Аттестат Татьяны Васильевны Кастровой
|
|
Кастров Константин Васильевич
|
|
Курков Сергей Яковлевич с женой и сыном Анатолием
|
|
Курков Анатолий Серегевич с женой Екатериной и матерью
|
|
Сараевская школа
|
|
Пед. курсы в Рязани; Татьяна Васильевна Кастрова (Куркова) стоит третья справа
|
|
Начну
с того, что я, Курков Георгий Анатольевич, являюсь внуком Татьяны Васильевны
Кастровой, выпускницы Рязанского Епархиального училища 1912 года. Вот снимок её
аттестата. Из него видно, что моя бабушка успешно училась и имеет право, не
подвергаясь особому испытанию, на звание домашней учительницы тех предметов, по
которым показала хорошие успехи. Она родилась 7(12) января 1896 года в семье
дьякона Василия Гавриловича и Александры Васильевны Кастровых. У неё была
старшая сестра Вера, также выпускница РЕУ 1910 года и брат Константин.
Мужем
моей бабушки был Курков Сергей Яковлевич, воспитанник Рязанской Духовной
семинарии. Он был сыном священника села Дегтяных Борков Сапожковского уезда,
Якова Куркова, и родился 2(14) октября 1894 года. По окончании семинарии в 1916
году Сергей Яковлевич причислен ко второму разряду воспитанников и мог
поступить на службу по Духовному Ведомству или на учебную службу в начальных
народных школах. По Духовному Ведомству мой дед не пошёл, а поступил на военную
службу в царскую армию. О семье же моего прадеда могу сказать, что она была
многочисленна. Если посмотреть список всех учениц РЕУ то найдём: Александру,
Евгению, Зинаиду, Ольгу, Елизавету и Анну Курковых, они выпускницы 1897-1913
годов. Это все сестры Сергея Яковлевича. Были и братья, наверное, самый
известный Николай Яковлевич Курков, Заслуженный врач России. По воспоминаниям
моего отца, Анатолия Сергеевича Куркова, я знаю, что Ольга и Анна жили в
Рязани. Ольга работала стоматологом. Анна работала учительницей, как и её муж,
Евгений Лихаревский.
Но
вернусь к рассказу о семье Татьяны Васильевны.
Вот
передо мной фотография, сделанная в 1929 году в городе Моршанске. На ней около
своих родителей, с мячом, стоит их единственный сын Анатолий. Немного расскажу
о нём.
Анатолий
Сергеевич Курков, известный в Липецкой области краевед. Получив высшее
техническое образование, в последние годы своей жизни он работал исключительно
по журналистско-литературной профессии, с которой ещё ранее связал свою жизнь.
С августа 1946 года, временами бросая её и вновь возвращаясь к ней, пока в
начале 1958 года не встретил П.Н. Черменского, учёного, археолога и краеведа,
члена Всесоюзного Географического общества. С этого времени он систематически
трудился в области литературного краеведения. В периодической печати за 52 года
(с 1946 г. до 1998 г.) им опубликованы сотни материалов по литературному
краеведению. У нас в семье есть его автобиографические воспоминания. Вот что он
пишет о себе и своих родителях: "В неспокойное для России время появился я
на свет: почти год после Октябрьской Революции... Мой отец, Сергей Яковлевич
Курков, в то время сражался в рядах Красной Армии... Примерно через три года
после моего рождения закончилась Гражданская война, прибыл с Южного фронта отец
и, съездил в Ряжск, в УОНО, где получил назначение на должность учителя
начальной школы в село Телятники, расположенного в десяти километрах от
большого села Сараи, будущего районного центра. В то время это было большое
село, где приютились мы в школе, вернее в двух её комнатах. Моя мама, Татьяна
Васильевна, так рассказывала мне о том времени: «Здание школы прилепилось на
пригорке, среди деревенских изб и первые твои самостоятельные шаги проходили
неподалёку от них. Твой отец учил ребят, а мне места в школе не было и я, чтобы
заработать на корку хлеба (1921 был голодный год), шила для сельчан матерчатую
обувь, кепчонки, варежки... Помню, однажды, дала тебе корку хлеба, и ты вышел с
ней на улицу, но кто-то шустрый из деревенских ребят, вырвал её у тебя из рук и
был таков! Ты в слезах пришёл домой. Я тебя успокоила и сказала, что надо есть
дома, а на улицу будешь выходить только играть. Заработки мамы не так уж сильно
помогали нам, но в следующие годы наше материальное положение несколько
улучшилось: мама также стала работать учительницей в той же школе, что и
отец...».
В
1925-м году, я впервые пошёл учиться в школу, и первой моей учительницей была
мама. Конечно, каждый ребёнок (в большинстве своём) хвалит свою маму, давшую
ему право на жизнь. И я, буду в своём повествовании говорить о ней только
положительно. Она была народным учителем, энтузиастом педагогического дела,
которому посвятила себя с семнадцатилетнего возраста, то есть с 1913 по 1949
год. В чём же заключался её патриотизм педагога, энтузиазм в работе? Ей надо
отдать должное, когда она вела уроки, превращённые в очаровательные рассказы о
науке, будь то начальная грамота, арифметика или география! Всё в ней так и
кипело через край глубочайшей энергией, направленной исключительно на передачу
тех немалых знаний нам, её ученикам. Ну что, казалось бы на первый взгляд,
поэтичного в арифметике? Это сухая наука, которая в обычном книжном изложении
вряд ли чем может заворожить ученика. Так думают об арифметике люди, не
вникающие в тонкости её содержания, но они жестоко ошибаются в своём выводе!
Преподавание арифметики в добрых руках, которые были у моей незабвенной мамы,
было поистине чудесным! И сейчас, спустя более полувека, убелённые сединой
бывшие ученики мамы, с большой любовью и искренней благодарностью вспоминают о
ней, о её удивительно занимательном преподавании, давшим им своего рода путёвку
в жизнь! А ведь мама сама-то не так уж много училась, получив ещё до революции
всего-то лишь среднее образование. Но уча нас, она немало работала над собой с
методической и художественной литературой, то есть одновременно училась сама,
познавая всё то новое, что давала людям быстротекущая жизнь. Уроженка города
Сапожка, находящегося на юге Рязанской области, она получила среднее
образование в стенах Епархиального училища в губернской Рязани. Её отец,
Василий Гаврилович Кастров, сельский дьякон, сам окончил Сапожковское духовное
училище, но проучившись всего год в Духовной семинарии, вынужден был бросить
её, так как для продолжения учёбы у него не было средств. Тем не менее, после
того, как мама окончила Епархиальное училище, он делал попытку продолжить
образования дочери Тани, но она кончилась ни чем: дальше составления прошения в
институт дело не пошло... Так мама и осталась со средним образованием на всю
оставшуюся жизнь. Правда, в начале 30-х годов, когда в сёлах начали
организовываться школы колхозной молодёжи (ШКМ), мама окончила двухмесячные
курсы переподготовки при Рязанском педагогическом институте, давшими ей право
преподавания в 5-7х классах по математике и физике. При этом, к слову заметить,
курсы переподготовки функционировали в том же здании, где лет двадцать назад
перед тем она училась, в стенах Епархиального училища. Мама рассказала мне, что
первое время в её голове как бы возникали годы юности (ностальгия любому
человеку, мне думается, присуща), которые она провела в Рязани, будучи
епархиалкой.
Сделав
небольшой экскурс в далёкое прошлое, продолжаю своё повествование. Несколько
лет тому назад, в 1986-м году, я встретил бывшего маминого ученика, московского
журналиста И.М. Шатилова, который мне поведал следующее: «Приезжая каждым летом
в село Телятники, я всякий раз подхожу к зданию Малой школы (бывшей начальной),
где постигал образование в 20-х годах, заворожено смотрю на входную дверь и
представляю себе, сейчас она откроется, и в её проёме покажется строгий Сергей
Яковлевич, а в приоткрытом окне появится очаровательное и улыбающееся
интеллигентное лицо Татьяны Васильевны...
Незаметно
пролетел год моей учёбы в первом классе. Наступило лето 1926 года, а с ним -
купание в реках Верде и Вердице, приезд к нам, в Телятники, дяди Кости и его
отца, моего дедушки Василия Гавриловича Кастрова, запойное чтение
художественных книг, занимательные рассказы дяди о своём житье-бытье в
Ленинграде и т.д. и т.п.
Несколько
слов о моём дяде Константине Васильевиче Кастрове. Жил он в Ленинграде, один.
Образование он получил среднее техническое и занимал должность
инженера-электрика. Почти каждым летом он наведывался к нам в село,
предварительно заехав в Старую Самодуровку, где жил дедушка и, забрав его с
собой, некоторое время отдыхал у нас. ( К.В. Кастров пропал без вести в 1942
году в блокадном Ленинграде, дальнейшая его судьба неизвестна.)
И
вот я окончил четвёртый класс начальной школы. Дальше в селе стало учиться
негде, и перед моими родителями стал вопрос о моём поступлении в пятый класс
Сараевской средней 9-ти летней школы с педагогическим уклоном. Но поступить
туда в то время было не так-то просто.
Нужна была метрика, а ее не оказалось, пришлось идти на приём к врачу,
который определил так мой возраст: не менее десяти и не более двенадцати лет.
На основании этой справки врача и слов моей матери в сельсовете мне заполнили
метрическое свидетельство, что я родился 20 октября 1918 года в селе Телятники
Ряжского уезда. Кроме того, для поступления в пятый класс ещё требовалось
представить справку о том, чем заняты родители. В пятый класс не принимали
детей, отцы которых служили в церкви, а также тех, родители которых во время
Гражданской войны были на стороне белых. Вот здесь-то и получилась загвоздка.
Кто-то "услужливый" из райисполкома, а, иначе говоря, клеветник, дал
сигнал в Районный отдел народного образования, что мой отец служил в белой
армии и, естественно, в 5-й класс меня не приняли. Отцу стоило больших хлопот,
чтобы получить необходимые документы, а именно, что он, действительно, служил
до революции в царской армии, но не в белой, а после революции воевал в Красной
Армии, форсировал Сиваш, участвовал в штурме Перекопа. Только после этого меня
зачислили в пятый класс Сараевской средней школы.
20-е
и 30-е годы были тяжёлыми для семей священнослужителей. Ведь власти отобрали у
них всё, у многих даже жизни. 28 ноября 1929 года по старому стилю умерла
Александра Васильевна Кастрова, мама моей бабушки Тани. Сергей Яковлевич и
Татьяна Васильевна сменили место жительства в Телятниках на районное село
Сараи, затем спешно покинув гостеприимное местожительство, перебрались в
несусветную глушь - в Ижевский район Рязанской области, в село Деревенское. Оно
находилось в сорока пяти километрах от ближайшей железнодорожной станции
Шилово, на Оке, где моему отцу, Анатолию Сергеевичу, и пришлось заканчивать
учёбу в десятом классе. А в 1938 году Курковы уже жили на новом месте - в селе
Гагарино Троекуровского района Рязанской области. В настоящее время и района такого
уже нет (ликвидирован), и административное деление переменилось. Село Гагарино
стало принадлежать Чаплыгинскому району Липецкой области. Там Сергей Яковлевич
и Татьяна Васильевна также работали учителями в Гагаринской средней
экспериментальной показательной школе. Деревянное здание школы располагалось в
роще. Четыре учительские семьи поселились в бывшем помещичьем доме. Такие
частые переезды семьи Курковых понятны. Сергей Яковлевич опасался очередного
доноса. Но всё обошлось.
Теперь
немного о семье Веры Васильевны Кастровой, сестры моей бабушки. Она вышла замуж
за Николая Дмитриевич Успенского, священника. Жили они в Подмосковье, в посёлке
Царицино-Дачное. У Веры Васильевны было пятеро детей: Владимир, Алексей, Борис,
Николай и Мария. После окончания средней школы, по совету Николая Дмитриевича,
мой отец продолжил образование в одном из многочисленных институтов Москвы.
Началась
война, и Татьяна Васильевна осталась в селе Гагарино одна со своим престарелым
отцом, Василием Гавриловичем.
Продолжу
рассказ Анатолия Сергеевича: "В 1947 году я получил письмо из родных мест
от мамы; она просила меня переехать из Западной Украины и устроиться на работу
неподалёку от неё. Жила она в то время совершенно одна: мой отец домой не
вернулся по окончанию войны, а сошёлся ещё в 1943 году с другой женщиной, а
отец мамы, мой дедушка Василий Гаврилович Кастров, скончался в конце августа
1947 года. Меня в то время в родных краях не было, и на кончину любимого мной
дедушки я откликнулся поэмой, которая так и называется: "Памяти моего
дедушки Василия Гавриловича Кастрова".
Слёзы,
слёзы, зачем вы течёте и туманом покрыли глаза?..
Годы,
годы, куда вы идёте, ваши мысли мне скажите? Да?
Я
письмо получил и заплакал,
как
не помню глаза позакрылись слезой...
В
том письме мне писала родимая мама, что дедушки нет...
Он
навеки ушёл в мир иной...
То
было совсем так недавно, и скоро ушло, как проходят года...
О
времени этом, о самом главном, о чём бы хотел я в поэме сказать...
Когда
я приехал, мы чокнулись с встречей
и
мама мне прямо сказала тогда:
"Дни
дедушки, Толя, не так долговечны:
он
что-то всё спит, мало кушает так..."
Всё
сказано было так вскользь, между прочим...
И
я отдыхал, набираясь сил...
А
с каждым днём всё меньше и реже,
мой
дедушка с койки вставал и ходил.
И
вот, наступили минуты прощанья
мы
сели обедать, как в путь отправляться...
Налили
перцовки немного мы в рюмки и чокнулись с дедушкой...
"Мне
больше уж с вами, видать, не встречаться..."
Сказал
он и точно ребёнок заплакал...
Мне
жалко так дедушку стало, скорей успокоить его я хотел...
Но
видно судьба так ему подсказала,
что
жизнь старика докатилась в предел.
И
дней через пять после слов тех прощальных,
мой
дедушка милый навеки ушёл...
Но
внук твой не слышал тех слов погребальных
и
память об этом он в рифмы обрёл...
24
августа,1947, г. Ровно.
|
Не
без проволочек я уволился из редакции местной газеты "Ковельский
железнодорожник" (так полюбившейся мне работы), и приехал к матери в
Троекуровский район Рязанской области.
Немного
прерву рассказ моего отца. В 1946 году, после окончания Рязанского
пединститута, по направлению, в село Гагарино приехала моя будущая мама,
Екатерина Павловна Панькина. Она поселилась в том же учительском доме, в
рощице, именуемой местными старожилами "Горкой". Там Анатолий Сергеевич
и Екатерина Павловна познакомились. Вот они на фото от 11 апреля 1948 года
вместе с Татьяной Васильевной. А потом появились у Татьяны Васильевны двое
внуков: я и моя сестра Светлана. В 1950 году мой отец поселился, на теперь уже
постоянное место жительства, со своей семьёй и мамой в городе Лебедянь Липецкой
области. Далее Анатолий Сергеевич пишет: "...в августе 1957 года случилось
непоправимое: тяжело заболела моя мама... Это случилось однажды утром. Мама
почувствовала себя плохо и пошла в поликлинику. Я, конечно, не предполагал, что
случилось что-то серьёзное, угрожающее жизни мамы, но меня обеспокоило
следующее. После сдачи необходимых анализов, доктор Кучинский сказал маме,
чтобы я пришёл к нему на приём. Зачем, подумалось. Оставив маму в коридоре поликлиники,
я робко зашёл в кабинет Кучинского, сказавшего буквально следующее: «Ваша мама
опасно больна, неизлечимо больна,..плевритом.- Я перебил доктора:- А разве
плеврит неизлечим? Я сам, лет десять назад, болел плевритом, и вот жив ещё. -
Ну знаете, -заметил Кучинский, - ведь и возраст больной что-то значит... Да и
плеврит-то у неё застаревший. - Я,
конечно, не поверил в доводы доктора; маме всего было и лет-то не так много,
всего 61 год, не так уж она и была стара. Ничего утешительного доктор мне не
сказал, но окольными путями, через другого врача, я узнал, что у мамы вовсе не
плеврит, а рак лёгкого, что болезнь её неизлечима, но об этом ей, ни в коем
случае нельзя говорить. Как утопающий, хватаясь за соломинку, я позвонил в
Москву двоюродному брату Владимиру Успенскому, кандидату медицинских наук. Он
мне ответил, чтобы я привозил маму в столицу. Я так и сделал. Маму положили на
обследование в клинику, в Тимирязевском районе Москвы, в надежде, что-де,
может, лебедяньские эскулапы ошиблись в диагнозе. Из Москвы мама часто
обменивалась со мной письмами. Писем за месяц она прислала восемь. В них она
сообщала о своём неблагополучном здоровье, жила большой надеждой на поправку.
Но одного она не знала, что у неё совсем не плеврит, а самая страшная болезнь века
- рак лёгких, а он в то время был не излечим. Наконец, в письме от 24 сентября
мама просила меня приехать за ней: обследования у неё окончились, она, конечно,
не знала о том, что диагноз лебедяньских врачей подтвердился. 28 сентября мама
была уже дома. Чувствовала она себя плохо. Хотя первые дни после возвращения из
клиники она вставала с койки к обеденному столу, но это продолжалось не так
долго. Силы у мамы таяли с каждым днём, но мне хотелось бы не верить в её
безнадёжное состояние. За неделю до смерти мама уже не могла вставать с койки.
А 27 октября, глубокой ночью, она разбудила меня и простилась со мной. А
следующий день стал последним в жизни мамы: она скончалась". Вот и всё,
что я мог рассказать о Татьяне Васильевне Кастровой. Мне было тогда 7 лет, я
только пошёл в первый класс. Но бабушка уже успела научить меня с сестрой, ещё
задолго до школы, и чистописанию и чтению. Помню, она любила повторять:
"Ученье свет, а не ученье тьма!" Она зажгла в нас те искорки,
которые, я надеюсь, будут светиться и в её правнучках: Елене, Светлане,
Надежде, Вере и Любови!
Сейчас,
когда я смотрю на страницах, рассказывающих об истории РЕУ, на фотографии этих
девочек в белых одеждах, они представляются мне ангелами, вечно борющимися
против тёмных сил. Достойна восхищения работа учителей РЕУ, воспитавших таких
замечательных женщин.
|