О сайте  РЕУ: История, Сотрудники, Ученицы, Учеба, Сегодня    Другие учебные заведения   Литература   О крае Рязанском

Исправление от автора сайта. Вера (16.8.1896), ок. РЕУ в 1914, жена св. с. Красный Липовец Пр.у. (был пс. с. Архангельсеое (Измайлово) Ск.у.), Леонида Иосифовича Смирнова (у родственников ошибочная информация: за св. Безсребренниковым Константином, который на место тестя в с. Чернава Ск.у.???).

Газова Валентина Викторовна (внучка Лидии Леонидовны Лихаревской)

Епархиалки

В 19 веке на средства духовенства было построено множество епархиальных училищ. Государство на эти цели не давало ни  копейки. Сбор средств тяжёлым бременем ложился на все приходы. Но духовенство всё делало для детей. Церковнослужители имели много детей, но сами долго не жили. У церковнослужителей основной доход был с земли, которую они  пахали сами, а никакие не работники. Советские СМИ называли церковнослужителей кастой, но это ложь. Русское православное общество никогда не было кастовым. И у людей были родственники во всех слоях общества. Вообще православная религия изначально была религией рабов - это в первые века Христианства. А в последующие века держалась на сиротах. Но кто же такие сироты? Сиротами называли детей, оставшихся без одного из родителей, чаще без отца. А без обоих родителей круглыми сиротами. Для сравнения сейчас детей с одной матерью никто не называет сиротой. А на заре советской власти круглых сирот называли скверным лживым словом - беспризорники, тем самым, очерняя память погибших родителей. Священники, дьяконы, псаломщики жили крестьянским трудом. Сами пахали, косили, убирали.  А служба в церкви была общественной нагрузкой. У крестьян в условиях натурального хозяйства денег не было. Крестьяне платили налог зерном, скотом, а церковнослужители службой в церкви. Очень многие были потомственными церковнослужителями, но могли ими стать дворяне, крестьяне. Если у детей был отец, то он отдавал сынов учиться на врача, юриста, железнодорожника. Там обучение было платным. А сироты учились без денег в семинариях и становились учителями, священниками.

Почему же церковнослужители долго не жили? А потому что, кто решил служить людям должен подставлять одну щёку за другой. Такова специфика службы среди людей. Детям церковнослужителей приходилось работать больше, чем детям крестьян. Моя бабушка в семилетнем возрасте умела вязать носки. Дети пололи просо, тяпали картошку, поливали огород, то же самое делали и дети крестьян. Но у детей церковнослужителей была дополнительная нагрузка - пасти скотину вместо пастухов.  Дело в том, что крестьяне в условиях многолюдной деревни нанимали пастухов всем миром. А церковнослужители не имели материальной возможности нанять пастуха. Дети всё лето пасли скотину и ждали, когда придёт осень, чтобы сесть за парту. Старались лучше учиться. Но работники у церковнослужителей всё же были. Что же это были за работники? Православные священники держали коров, овец, кур, но резать скотину не имели права. Недопустимо, чтобы священник вчера рубил петуха, а сегодня крестил дитя. За этим следили и крестьяне и дворяне. Вот и приходилось нанимать работника Балду исключительно для этих целей. В семьях многих репрессированных священников осталось много фотографий и при работе в поле. При том священники не только обрабатывали свою землю, но и помогали вдовам. И ещё при церквях жили многие  нищие семьями. Так что нагрузка была огромной.

В середине 19 века епархиальные училища строились во всех губерниях России, в основном там учились дочери духовенства. Сироты учились без денег, а отцы платили за учёбу дочерей и взносы в фонд училищ. Большинство епархиальных училищ после революции стали пединститутами, но некоторые - зданиями для администрации. Между прочим, в проведении учебных занятий училища ориентировались на Институт благородных девиц в Смольном. Узнавали, как там смолянки? Смольный содержала императрица. Рязанское епархиальное училище было самым крупным учебным заведением царской России. Но в Московской, Тамбовской, Енисейской губернии было по два епархиальных училища. Видно, Енисейск до революции был плотно заселён. А  сейчас по телевизору про Енисейск и не услышишь. К моменту закрытия Рязанского училища в феврале 1918 года там обучались около 800 учениц. Всего епархиальных училищ было более ста. На  территории современных республик, например, в Казахстане и Средней Азии, все документы уничтожены. Но вот далеко не полный перечень губерний имевших училища: Калужская, Одесская, Львовская, Владимирская, Костромская, Висленская, Виленская, Екатеринодарская, Ставропольская, Павлодарская, Нижегородская, Гурьевская, Томская, Омская, Тобольская, Архангельская, Вятская, Полтавская, Полоцкая, Кишенёвская, Харьковская, Подольская, Минская, Волынская, Ярославская и многие другие. Содержались семинарии и духовные училища за счёт духовенства. Содержать такое громадное количество детских учреждений было очень тяжело. Но священники, лучше сами проще оденутся и проще будут питаться, а детские учебные учреждения строили и содержали. Так же за счёт духовенства содержались и строились церковно-приходские школы, которые в 19 веке были почти во всех сёлах

 Если кто думает, что только советская власть отбирала у церкви здания и сооружения, это не так. Уже до революции земства неправедными путями и обманом забирали церковно-приходские школы. Русские бояре и купцы строили церкви. Но вновь прибывшие купцы давали взятки не только местным губернаторам, но и царю Павлу. За что они получали лучшие торговые места и даже закрывались в городах церкви и отдавались новым купцам под склады. Духовенство уже тогда сражалось за церковное имущество и церковную землю. Советский кинематограф не высмеивал ни графов, ни баронов, ни герцогов, а только бояр. Современному человеку не понятна разница между всеми этими титулами. Но кинемотографисты знали разницу и делали своё дело. Когда читаешь, на какие средства было это всё построено, то думаешь, современным строителям ни за что бы этой суммы не хватило. Вообще история построения церквей такова. Люди приходили на новое место и строили храм. Вся жизнь была вокруг храма, село разрасталось. Молодые семьи селилились на новое место и опять строили храм. Например, в число церковнослужителей попадали и бояре из многодетных семейств. Один брат строил церковь, другой в ней служил. Кто такие однодворцы? Их называли дети боярские. Некоторые считают их крестьянами. Но скорее, это выходцы из бояр, живущих крестьянским трудом. В царской России каждый человек должен был получать пропитание, причислив себя к какому-либо сословию. А, причислившись к сословию, должен исполнять его обязанности. Так что большевики, отменив сословия, отменили право на труд, пенсию, землю, денежные запасы, жильё. Но до революции селения разрастались. Многодетные семьи были трудовыми. Если в селе было несколько церквей, то это уже был город. Но вставал вопрос земли. Ведь церковнослужители жили за счёт земли, а не кружечных сборов. И тогда приходилось молодым священникам уезжать со своими семьями на новое место. Церковной земли в отдалённых сёлах было намного больше, чем у городских церквей.

Иное дело новая советская власть. Она не ставила свои атрибуты власти в чистом поле. Все милицейские заведения сразу расположились в самом центре городов. Чаще всего между соборным храмом и церковью. В Михайлове поломали собор и церковь, и между ними находится милицейское управление. Новой власти нужен был комфорт для себя и небытие для православных людей. Таким образом, разорено было миллионы русских деревень. Теперь их нет. В Михайловском районе исчезли не только отдалённые сёла из-за бездорожья, но и близкие к Михайлову сёла, из-за того, что в этих сёлах председатели колхозов оставляли людям по 10 соток земли под огород. Чтобы современному человеку объяснить, что это такое, попробуйте целый год кормить, одевать, обувать, учить, оплачивать проезд и квартиру на доходы со своей дачи 6 соток. Ведь тогда были многодетные семьи и в колхозе ничего не платили.

В Михайловском районе исчезло село Шанчерёво - Родина композитора Агапкина, вот такое получилось прощание славянки. В Михайлове, Захарове и Рязани нет ни одной улицы в честь композиторов Александрова или Агапкина. А ведь они работали на новую власть. Но видно так и не стали своими. Вообще в отрывных советских календарях уже в конце 60-ых годов перестали печатать портрет Гагарина ко дню космонавтики. Но зато печатали, чуть ли не на каждом листке, портреты и биографии крупных, средних и мелких революционеров. Примечательно, что все они были просто профессиональными революционерам вплоть до 90-ых годов и получали персональную пенсию. До революции сёла вдоль рек были самыми многолюдными. Это был настоящий русский мегаполис. Сёла вдоль рек тянулись без конца. Сменялись названия, порядок домов не прекращался.

Рязанское епархиальное училище закончили многие мои родственницы. Но рассказывала об училище мне моя бабушка. В комнатах проживали от 25 до 73 девочек. Но никто не ссорился, потому что воспитаны были в духе уважения друг к другу. В наши дни в школах воспитывают "  личность".  Личность, которая всех давит. Если бы в такие условия поместить современных девочек, то неизвестно чем всё это кончится. А тогда считали, чем больше в комнате девочек, тем больше подружек. К тому же девочки почти не болели. Девочки были опрятны, а персонал в столовой и в комнатах - добросовестным. Вот и не было болезней. Церковнослужители не боялись отправлять своих дочерей в училище. Моя бабушка окончила училище в 1903 году, сестра Мария в 1907 году, сестра Вера в 1914 году, а младшей Валентине не дали доучиться новые власти. Воспоминания о годах проведённых в  училище у них были самыми наилучшими. При поступлении в училище в возрасте 10 лет девочки должны были сдать экзамен по чтению, письму, счёту. Закачивали учиться в 17- летнем возрасте. Но после 1910 года добавили предметов, и учёба уже заканчивалась в 18-летнем возрасте. Все выпускались из училища готовыми к жизни, труду, преподаванию в школе. Из книг в училище любили читать Гоголя. Но неожиданно всем понравилась книга американской писательницы "Хижина дяди Тома". Девочки вместе читали эту книгу. Плакали над вымышленной сценой, где негритянка с ребёнком на руках убегала от работорговца по движущимся во время половодья льдинам. На самом деле, кому приходилось перепрыгивать во время половодья хотя бы маленькую речку шириной в два прыжка, знают, что льдина моментально уходит вниз. И на льдине невозможно устоять. И вообще, современные афроамериканцы не любят эту книгу за то, что дядя Том был слишком добрым. Девочки переживали за героев книги и не знали, что впереди их ждёт более страшное будущее. Но никто их тогда не пожалеет. А только будут говорить: "А зачем было так много церквей".   Бабушка рассказывала мне шутливый французско-русский стишок, который учили и в светских и в духовных заведениях: "Регарде, ма шер сестрица, кон жюли идёт гарсон. Се та се Богу молиться. Нам пора а ля мезон. Регарде, как он играет, регарде, как он поёт. Регарде, как он танцует под французскую кадриль". Этот  стишок был всеми забыт сразу после революции. А новые стишки не призывали молиться Богу, или хотя бы идти домой. Но призывали в "сабельный поход и на кронштадский лёд". Хотя в епархиальных училищах много было противников изучения иностранных языков. Основной их довод - девочки не должны заблуждаться о своём предназначении: до замужества быть учительницей сельской школы, после замужества опорой мужу - сельскому батюшке. Поэтому в училище было много предметов рукоделия - шитьё, вязание, вышивание. Поначалу даже во время устных уроков девочки должны были заниматься рукоделием. Но потом это правило отменили. И ещё хочется сказать о пенсиях учительниц в престарелом возрасте. Пенсиями могли пользоваться единицы, а именно те, кто всю жизнь проработал в школе, имел большой стаж. Получалось, что пенсиями пользовались почти одни незамужние престарелые учительницы. Остальные после замужества оставляли работу в школе. Так что основной задачей девушек, было найти порядочного мужа, чтобы и дети их стали работоспособными и обеспечили их старость.

В семьях крестьян старых родителей обычно содержал младший сын. В семьях церковнослужителей - младшая дочь. Потому что разница в возрасте между старшими и младшими детьми доходила до 30 лет. Батюшка старался оставить свой приход за младшей дочерью и её муж должен был содержать тестя и тёщу.

Порядки в епархиальных училищах были строгими, но выполнимыми. Ничего общего с событиями, описанными Помяловским, конечно же, не было. Все читали его бурсу, но мало кто знает, что в мужских городских гимназиях тоже официально разрешались розги. Но бабушка говорила, что при ней никого никогда не наказали. Был случай исключения из училища двух девочек, за то, что те рассказали, что они во время каникул сидели в одной комнате с парнями без сопровождения взрослых.

На уроках присутствовала классная дама. Она следила за тем, чтобы девочки держались прямо, не сутулились, не выпячивали живот, не стучали и не шмыгали ногами, не хихикали и не смеялись громко, не гримасничали во время разговора, не выпучивали глаза. И это всё правильно. Ведь будет ученица учительницей или сельской матушкой, она будет на виду всего селения. А к манерам учительниц присматриваются все, а в особенности те, кто сам ковыряет пальцев в носу, или грызёт ногти. После 1917 года высмеивали присутствие на уроках классных дам. Но именно эти скромные труженицы искоренили в обществе простоту нравов. Однако же сейчас в обществе не простота, а уже дикость нравов. Одно курение девочек на крыльце школ что стоит. На сайте Рязанского епархиального женского училища несколько сотен дореволюционных фотографий. У всех девочек замечательные косы, а ведь тогда не было шампуней. Для сравнения в советских детских домах всех девочек стригли наголо.

И вообще редкие фотографии из многочисленных советских детских домов ужасают. Отличались лишь в лучшую сторону советские детские дома, где содержались иностранцы и дети чекистов. Например, детям испанцев-республиканцев были обеспечены места в институтах и последующее быстрое получение квартир. Также их дети очень быстро получали квартиры в Москве даже в 70-ых годах. А вот дочка Марины Цветаевой умерла в детском доме от эпидемии. В последующем данный детский дом был переоборудован под одну из многочисленных дач Сталина.

Вокруг современного Рязанского пединститута старинная ограда. Эта ограда была  сделана, чтобы девочки гуляли внутри ограды, а весной делали уроки на свежем воздухе. Даже сейчас на фоне элитных домов 21-го века пединститут выглядит как жемчужина в каменных джунглях. Епархиалок также водили гулять на улицу. Классные дамы не разрешали девочкам заглядывать в окна, подходить близко к чужим домам, заглядываться на прохожих, шуметь. Бабушка училась хорошо и потому к ней была прикреплена отстающая  ученица, которой она должна была помогать. В те времена преподаватели не тратили драгоценное время для долгого объяснения, тем, кто не понял уроков. А поскольку ученицы готовились быть сами учительницами, они и должны были помогать отстающим, это была их обязанность.

Но полной противоположностью моей бабушки была сестра дедушки Елена Покровская. Их семья осталась без отца вот при каких обстоятельствах. Отец Василий их был священником. Он дома занимался с Еленой, объяснял ей уроки. Елена его не слушала и потянула за скатерть, на которой стояла керосиновая лампа. Лампа упала, скатерть загорелась. Огонь перекинулся на одежду отца. Отец выбежал на улицу, катался на снегу, но ожоги были сильными, и он умер. Четверо детей стали сиротами два брата и две сестры. Церковную  пахотную землю в поле передали другому священнику. Вдове оставили огород и возможность выгона коровы. Сыновья ранее хотели учиться на врача, но вдова не могла заплатить за учёбу, и они пошли учиться безденежно в семинарию. Дочерей взяли в епархиальное училище, вдова за них не платила.

Многие вдовы священников становились просвирницами, они дома пекли просфоры. Но прабабушка не захотела этого делать. Она сбивала с молока своей коровы сливки и носила продавать масло в Рязань. Деньги клала в банк. После 1917 года банк лопнул, и прабабушка осталась ни с чем. Новые власти отобрали у неё все запасы, она от голода поела ржи, и у неё случился заворот  кишок, она умерла.

Но вернёмся к судьбе Елены в епархиальном училище. Елена также продолжала лениться. Она ходила внутри ограды и смотрела на улицу, а за уроки не принималась. Епархиальные училища первоначально были приютом для сирот, и потому к Елене были приняты увещевательные меры.

Первоначально сирот епархиальное начальство старалось даже выдать замуж при выпуске. Закрепляли за ними приход. Но ведь даже очень богатым родителям порою не удаётся выдать дочерей замуж. Тогда оставили свои старания, и стали сирот учить ещё более старательно. В училище были некоторые кружки платными, возможно это были кружки кройки и шитья или второй иностранный язык, так вот сироты в них должны заниматься безденежно и обязательно. Начальство училища всё делало, чтобы сирота после выпуска смогла обеспечить себя достойным трудом. Но когда все меры к Елене были приняты, её пришлось отчислить из училища.

Мой дедушка, Покровский Фёдор Васильевич, также учился в семинарии невнимательно, сидел всегда на Камчатке, и его не спрашивали. Когда впоследствии дедушка и бабушка ссорились, бабушка его упрекала: "Твоя сестра не доучилась". В здании епархиального училища был храм, девочки знали все службы. Когда дедушка и бабушка поженились, отец Фёдор стал служить в церкви. Но он путался в молитвах, и матушка Лидия переживала за него. Она заставила его выучить все службы так, чтобы он больше не путался. Под руководством жены у него всё получилось.

Но бабушка вышла замуж только в 25-летнем возрасте, а дедушке было 23 года. А в 17-летнем возрасте после окончания епархиального училища, она стала работать учительницей Глинковской земской школы в Михайловском районе. Школа была открыта недавно и в класс пришли учиться сразу 80 учеников в возрасте от 7 до 20 лет. Все стремились учиться, и в классе была абсолютная тишина. Тем более что всех хулиганов из школы выгнал дворник со словами: "Нечего зря штаны протирать, иди лучше дома отцу помогай по работе". И не велел им больше приходить в школу. Без хулиганов в школе стало тихо и чисто. Учение пошло очень интенсивно. Старшие не обижали младших. В классе учились вместе девочки и мальчики. Сидели по трое и даже четверо за партой, но никто не толкался.

В 21  веке учительницы больше похожи на нянек, но тогда всё было не так, дети к семилетнему возрасту были очень самостоятельными.

Работая в земской школе, Лидия Леонидовна сдружилась с местными дворяночками. Во время рождественских каникул дворяночки брали её в Москву. Там они ходили в дом Кропоткиных, и Лидия Леонидовна услышала страшные разговоры. Оказывается, собравшиеся радуются нашему поражению в войне с Японией. " "Чем хуже, тем лучше для революции",  - повторяли они. На войне погибли наши солдаты, матросы, офицеры, войсковые и флотские священники, а они радуются.

Лидия Леонидовна была уже материально самостоятельна, все решения принимала сама. Но, вернувшись из Москвы, она спросила обо всём отца своего протоиерея Леонида Сергеевича Лихаревского. Отец велел ей оставить дружбу с местными  дворяночками. Лидия Леонидовна так и сделала. Вообще она дорожила дружбой и с крестьянами и с дворянами. Но такую дружбу пришлось оставить.

Семь лет Лидия Леонидовна проработала в земской школе, потом вышла замуж и ещё полгода проработала в церковно-приходской школе села Тарасово до рождения первого сына Василия. Работая 7 лет в земской школе, она заработала себе приданое. Их с мужем бревенчатый дом  внешним размером 6 на 10 метров был построен на её деньги. Дом был на хорошем фундаменте с железной крышей,  а потому очень сухой и тёплый. Вслед за ней вышли замуж её сёстры Мария, Вера, а младшая Валя ещё училась. Брат работал учителем и женился на учительнице и жил в Рязани.

Пришёл 1917 год. В феврале была арестована царская семья, и институт благородных девиц в Смольном некому стало содержать, ведь его финансировали с давних времён императрицы. Я не знаю, сумели ли докончить учебный год в 1917 году смолянки, но уже летом учениц перевели в другие заведения, также самый первый детский лазарет в Смольном был разогнан. Прекрасное здание, выстроенное для детей, захватили большевики и готовили в нём революцию. До начальства епархиальных училищ доходили тревожные слухи, но они думали такая же участь их минет. Ведь все семинарии, епархиальные училища, церковно-приходские школы были построены на средства церкви, государство не давало ни копейки. Строительство и содержание на должном уровне ложилось тяжким бременем на семьи церковнослужителей. Был устав, ниже которого содержать детей было нельзя.

Отец Фёдор говорил своему тестю, Лихаревскому Леониду Сергеевичу: "Революция нас не тронет, мы же бедные". Но тесть ответил:" - Ты ошибаешься, нас-то и тронет".

Стремительно развивались лихие события. После октября 1917 года у людей пропали в банках все деньги. Заводы прекратили работать. Рабочие хотели зарабатывать свой хлеб, и потому ходили к Ленину с предложениями наладить производство. Но Ленин посылал рабочих в продотряды, ни о каком налаживании производства речи не вёл.

Так как наши жили рядом с Рязанью, на них и нагрянули продотряды. Моя бабушка была беременна моей мамой, когда пришли к ним и стали выгребать всё зерно. Далее, я её буду называть матушкой Лидией, ведь она была молодой. Так вот матушка Лидия требовала от мужа отца Фёдора, чтобы он разогнал продотрядовцев. Но отец Фёдор видел их свирепые и угрюмые лица и не говорил ни слова. Когда выгребали последние мешки, Матушка Лидия крикнула: "Ах вы, разбойники!" Сразу её схватили и хотели расстрелять, но вступился собравшийся народ. Отец Фёдор стал просить продотрядовцев отпустить жену. Тогда они схватили его, а матушку Лидию отпустили. Отца Фёдора привезли в Рязань и хотели расстрелять, но приказа не было, и его отпустили. Он пришёл домой сел на порог около дома, а сил не было переступить порог. Ему помогли зайти в дом. После всех арестов священники приходили домой избитые, окровавленные, не могли дышать. Но они всё равно не прятались, вид их не был затравленным, они всё равно шли на службу. Один священник после ночного избиения чекистами утром пошёл на службу и там умер.

Плохие события коснулись всех. Семью брата уплотнили в Рязани, оставив им маленькую комнатку. Престарелого отца Леонида, моего прадедушку, вызвали на диспут с приехавшим в Чернаву Милославского района лектором. Прадедушка не отказался. И по всем вопросам разгромил лектора. Вся аудитория аплодировала отцу Леониду. После этого диспута отец Леонид был арестован. Потом его отпустили, и отец Леонид после ареста умер. Валентина, младшая сестра, вышла замуж уже после революции, и её молодой муж стал служить на месте  протоиерея Леонида в селе Чернава. У сестры Веры умер муж в возрасте 25 лет от тифа, Вера осталась с двумя детьми, но вышла замуж за достойного человека. У сестры Марии также умер муж, и она осталась с двумя детьми.

Однажды подъехал к дому Марии красный отряд: "Где поп?" - строго спросил комиссар.  "В могиле", - ответила Мария. Отряд уехал. Мария впоследствии тоже вышла замуж. Но муж её был 25-тысячник, посланный из Ленинграда устанавливать в сёлах советскую власть. Фамилия его была Хренов. Он взял фамилию жены по первому мужу и стал Светлов. Муж Марии пьянствовал, но хлеб у них был. Когда у сестёр забирали весь хлеб, Мария брала к себе детей своих сестёр, и дети жили в семье Марии по целому году.

В нехорошей пословице говорится: последняя у попа жена. Смысл искажён  - священник не может жениться второй раз. Если он женится второй раз, то службу придётся оставить. Но вдова священника имеет право выйти замуж второй раз. Главное - второй муж должен заботиться о детях от первого брака.

К нашим постоянно наведывались продотряды. Отец Фёдор не выдержал и пошёл к властям. "Почему же у нас отбирают весь хлеб, ведь земля же ленинским декретом разделена поровну?" Начальник ответил: "Ты, поп, пришёл к нам жаловаться на нас, или мы должны слушать всяких профанов?! Убирайся, пока цел". Отец Фёдор ушёл и больше не обращался к властям. Нашим пришлось перебираться подальше от Рязани. Они думали, что подальше от Рязани не так будут наведываться продотряды. Поначалу так и было. Но потом и туда добрались. Отец Фёдор заступил на место умершего от тифа мужа Веры. Приход состоял из сёл Большая Лубянка, Липовка, Верхи, Студенец. До революции эти сёла относились к Пронскому району. После революции Студенец отнесли к Михайловскому району, а Верхи, Липовку и Большую Лубянку к Захаровскому. Перевезённый бревенчатый дом поставили на плохой фундамент, железная крыша после перевозки не подгонялась, печку пришлось строить из дикого камня, т.к. кирпичный завод в Ижеславле был закрыт и заводчики арестованы. Дом стал холодным. Власти отбирали еду и называли свои действия по-пиратски - реквизиция.

Епархиальное начальство изо всех сил старалось сохранить свои училища для детей. Власти закрывали семинарии, распускали семинаристов по домам. Но круглым сиротам некуда было идти. Епархиальное начальство сделало то что никогда бы не сделало- поселило мальчиков в маленькие комнаты и представило им возможность продолжать учёбу, а не оказаться на улице.

Церковнослужители платили властям громадные налоги, но изо всех сил старались содержать детей. Учебный год в 1917-18 году шёл наперекосяк. Некоторые ученицы бросали учёбу из-за опасения за свою жизнь. В феврале 1918 года Рязанское училище было закрыто. Те, кто беспокоился за судьбу сирот, сами остались без работы и без пенсии. Преподавателям и своих детей стало нечем кормить.

Расстрельный дом в Рязани находился прямо против епархиального училища. Если Рязанское или Тамбовское училище стало пединститутом, то многие училища стали административными зданиями. Православные люди строили для детей здания в самом центре города, вот новым властям и приглянулись бывшие детские учреждения.

Советский кинематограф снимал фильм о Константине Эдуардовиче Циолковском. Но в фильме говорилось, что учёный-самоучка преподавал только в гимназии. Циолковский преподавал также в Калужском епархиальном училище. И все тёплые воспоминания о его уроках физики, на которых он постоянно проводил опыты, были от епархиалок. Ученицы становились учительницами и старались преподавать физику так же, как преподавал их любимый учитель. В фильме также не показано, что К.Э. Циолковский в 1919 году был арестован и вывезен на Лубянку. Но за него вступился какой-то высокий чин, спасла польская фамилия. Но тяжёлая участь не минула. По официальной версии, сын Циолковского покончил с собой. В фильме показано, что из-за нищеты.

Так что участь многих преподавателей после революции была, по меньшей мере, нищета и голод. Многие уезжали в сёла, чтобы прокормить себя крестьянским трудом, и попадали в ещё более тяжёлые условия. Но в город не могли вернуться. Их дома захватывали новые власти.

Разбойники в сёлах стали действовать открыто. Однажды ночью наши услышали стук разбираемого каменного сарая. Отец Фёдор хотел выйти на улицу, но матушка Лидия его не пустила. Утром увидели, что каменка разобрана и лошадь уведена. Отец Фёдор по свежему следу на снегу дошёл до Рачатников. След вёл к дому известного конокрада Чикина. Но его просто не пустили, и жаловаться некуда. Пришлось идти домой ни с чем.

Также тяжёлой нагрузкой оказалась одна семья в Липовке. Эту семью выгнали из Верхов, потому что они всем не давал житья. Глава семейства пришёл к отцу Фёдору просить место для проживания в церковной сторожке. "Романов", - представился он. Отец Фёдор вообразил, что его семью выгнали за царскую фамилию в угоду новой власти. Верховские просили отца Фёдора, не давать Романовым места. Но отец Фёдор их не послушал, и Верховские обиделись. Никто этих Романовых не звал по фамилии, а по прзвищу Клок, Клочиха, Клочата. Но наши никогда никого по прозвищу не звали. Звали их так потому, что они ходили рваными не работали, буянили. Эта семья днём побиралась, а ночью устраивала свои пирушки. Так что работать было некогда. Как только Романовы заселились в сторожку, они стали жаловаться властям на притеснения со стороны попа. Надо разобрать у попа бревенчатый сарай предложил Романов. Власти так и сделали. У Романовых было семеро детей очень крепкого здоровья. Глава семейства часто нанимался в Верхи объездчиком. Ему давали лошадь. В конце сезона объездчики были не нужны, и он резал лошадь. Все его дети бегали по улице с огромными костями и обгладывали их. Люди удивлялись, ведь тогда принято было, есть только дома, перед завтраком, обедом и ужином семья долго молилась. Неуставные трапезы возбранялись. Клок также рубил капусту и продавал её в Верхах. Ведро капусты он бегом нёс на голове. Люди удивлялись, в наших краях никто не умеет носить поклажу на голове. Часто Клок накидывался на отца Фёдора. Но отца Фёдора спасали люди. Властям Клок понравился, плевать они хотели на его царскую фамилию, главное, он им подходил по своему нраву.

Со стороны Ижеславля подъезжали два объездчика Трушка и Илюшка. Они отбивали у наших скотину и требовали выкуп за мнимую потраву лугов. Вообще в объездчики нанимали самых злых. Они ездили в папахах, никогда не надевали шапок-ушанок, встретиться с ними в поле было очень опасно. В советских фильмах показано противостояние крепостных крестьян и господ. Противостояния были, но не самые острые в обществе. В ревизионных ведомостях видно было, что число крепостных крестьян не увеличивалось и не уменьшалось. Однако население слободок росло. Дело в том, что родители старались любыми способами откупить старших сынов от крепостного права и отправить в рабочую слободку. Младших сынов оставляли при себе, чтобы земля в крестьянской общине оставалась за семьёй. Слободки росли и нападали на крепостных крестьян. Ведь жители слободок уже считали себя выше крепостных крестьян. Отменили крепостное право, а вражда осталась. Молодёжные драки тогда были постоянными. Полиция была в городе. Их так и называли городовые. Так вот, задача священников была словом мирить дерущихся. Конечно же, это было тяжело, но православная молодёжь всё же слушалась священников. Даже в произведении А.С. Пушкина "  Капитанская дочка"   Машу Миронову прятала в своём доме попадья с риском для жизни. Также в фильме "  Броненосец Потёмкин" восставшие матросы не тронули священника. Но советские комиссары старались приучить всех, кого можно, убивать священников, монахов, монахинь. Революционная армия располагалась именно в монастырях.

На Троицу после службы гуляла молодёжь. Но, к сожалению, часто гуляния кончались драками. Однажды в 1926 году в Верхи пришли Ижеславльские. Они сумели выгнать верховских ребят из села. Верховские ребята крикнули на ходу: "Бежим в Липовку в дом попа". Липовка состояла вообще из пяти домов. Это были дома причта Покровской церкви. Липовка отстояла от Верхов в двух километрах. Но расстояние было быстро преодолено. Вбежали к нашим верховские, и дом сразу заполнился, потом заполнились сени, потом полезли на чердак. Ребята закрыли за собой засов. Матушка Лидия забеспокоилась, не лопнула бы матица на потолке. Отец Фёдор отпер дверь и вышел на улицу. Вокруг стояли превосходящие силы ижеславльских ребят. В руках у них были колья. Долго ли коротко ли уговаривал он парней разойтись, возможно, применял избитые слова, но никогда не грозился никакой силой и, уж тем более адом. Результат переговоров всегда был один - положительный. Разгорячённая толпа удалилась. Потом вышли из дома и верховские. Все разошлись по домам. Но этот случай успешных переговоров все успешно забыли. А вспоминают на Троицу трагический случай, который уже был после войны, когда церковь уже была разрушена. Молодёжь собиралась под бугром рядом с бывшей церковью около реки Прони. И во время кулачного боя один негодяй из села Покровское по фамилии Савин убил кастетом парня, Никишина Владимира. Савин в своём селе занимал руководящую советскую должность и имел семью. Вместо него перед судом предстал его родной брат, которого Савин потом быстро вытащил из тюрьмы благодаря своей руководящей должности.

Село Студенец в приходе церкви находится через реку Проню. У студенецких почти у всех были лодки. Но во время разлива Прони отец Фёдор сам плавал на лодке в Студенец, чтобы освятить куличи. Так он делал, чтобы многие не рисковали. Когда же Проня входила в берега, студенецкие сами спешили в церковь. В церкви шли семьями. Взрослые оставались в церкви, а дети, быстро-быстро перекрестившись три раза, выбегали на улицу и бегали вокруг церкви внутри ограды. Детей было очень много, стоял гвалт. Некоторые взрослые, проходя мимо детей, говорили: "Что вы носитесь, как оглашенные"?  Таким образом, слово оглашенные приобрело совсем иной смысл. Домой из церкви шли всей семьёй. Но вообще раньше даже маленькие дети играли одни без взрослых, потому что в стране была настоящая безопасность, особенно до революции. Но в плане безопасности всё менялось в наихудшую строну.

Священники в церкви благословляли людей на очередную работу. Надо было учесть, что вызреет вся трава при покосах, успеет вырасти и встать на крыло птица, гнездившаяся в траве. Уговаривали в церкви обходить гнёзда запоздавших птиц. Вдоль рек до колхозного строя ходили, воспетые во многих русских сказках и песнях журавли. Теперь журавли исчезли из наших мест. От Ижеславля до Липовки было 5 километров, и при покосах след в след ехали повозки ижеславльских на свой заказной луг. Караван из этих повозок тянулся на все 5 километров, столько было лошадей. Покос обычно был после праздника Петра и Павла. За 3 дня всё было скошено и вывезено. Луг блестел блеском. Объездчики Трушка и Илюшка больше не появлялись. Без них становилось легче.

В некоторых местах уже были организованы коммуны. Им отдавали барские дома и лучшие пашни. В Верхах проживали бывшие дворяне ещё в своём доме. Возможно, это были Барятинские. Их положение было усугублено тем, что до революции они взяли черкес охранять имение. До революции черкесы исправно охраняли имение, хлестали кнутом спины русских крестьян подходивших близко к имению. Но после революции Ленин объявил, что национальные меньшинства подвергались двойному гнёту. Черкесы быстро сообразили, что это в их пользу, почувствовали себя обиженными и заняли лучшие комнаты в имении своих бывших господ. Бывшие господа - это в основном женщины, старики и дети. Мужья их в своём большинстве погибли на фронте первой мировой войны. Когда новые власти приходили в имения и разоряли всё кругом, женщины возмущались, кричали: "Вы тут хозяйничаете, потому что муж погиб на Германском фронте". Но это только усугубляло их положение.  Женщины боялись выйти на улицу, боялись и дома. Возможно, им удалось выехать в город, но никто этого точно не знает. Пока наши жили в Липовке, имение было цело. Никто не трогал и склепа бояр. Но теперь на месте бывшего имения осталась одна сирень. Склеп тоже разорили. Гробокопатели его копали и перекапывали. Всё искали неизвестно что. Теперь там только ямы и та же сирень.

Но наших постоянно спасали крестьяне, даже от ареста. До поры до времени власти, скрепя зубы, не трогали крестьян. Зато громадный налог наложили на церковь. Укрепилась власть, и надоели властям блины да пироги. И потянуло на деньги. Если наши раньше смешивали зерно с землёй, чтобы у них всё не выгребли, то теперь продналог надо отдавать деньгами. Церковной земли больше не было. Наши получили свой клин на общем поле. Дети были рады, т.к. крестьяне никогда не возили навоз на общее поле, а, значит, и сорняков было меньше, значит, и полоть просо легче. Чтобы заплатить налог за церковь отец Фёдор возил зерно со своей делянки в Михайлов и продавал сам. Многие возмущались: "Священник, а торгует. Должен так всё бедным раздать". Карикатуристы принялись малевать священников, несущих мешки. На рынке отец Фёдор был в крестьянской одежде. Но священника и в рогожке видно. Продав зерно, он шёл помолиться в Михаило-Архангельский собор, но его и там узнавали.

Во времена НЭПа деревня ожила. Ижеславльские выхлопотали себе землю через реку, что раньше принадлежала дворянам из села Мишино. Снова открыли кирпичный завод. Сделали два брода, насыпав щебёнки. Через реку возили кирпич и построили за один год Красный посёлок - сразу 80 домов размером 6 на 6 метров. На следующий год построили новый посёлок Камушки, тоже 80 домов. Открылись магазины, молочный завод, трактиры. По сёлам постоянно ехали подводы, дети могли сзади прицепиться и проехать куда угодно. Крестьяне не сгоняли детей с повозок. Крестьяне стали думать, что революция была сделана для них.

Но пошли слухи о скорых колхозах. В 1927 году люди прекратили строить новые дома. Стали поменьше заводить скотины. Властей спросить было невозможно обо всём. Потому что власти все свои дальнейшие действия всегда держали в тайне. Спрашивали у священников. Но священники ничего не могли даже предположить. Да и кто же мог угадать, что скоро все сёла с таким плотным населением исчезнут. В 50-ых годах была такая песенка: "Я иду по Парагваю. Ночь хоть выколи глаза...".  А теперь посмотрите в интернете: Асунсьон - мегаполис с небоскрёбами простирается всё дальше и дальше. Индейцы аймара смогли возродиться. А в наших краях будет население разве что после второго пришествия чингизидов. Пришёл колхозный строй, и налоги увеличились многократно. Однажды 13-летний сын Серафим пошёл в Верхи узнать об очередной уплате. Не заходя в сельсовет, он услышал: "Если Покровские не заплатят завтра налог, мы их сошлём". Серафим быстро побежал домой. За налоги были проданы овцы, подушки, перины. В доме не осталось ничего. Матушка Лидия всем сама делила еду. "Только по "лебезочку", - повторяла она. Карикатуристы тех времён, да и сейчас, изображали попов толще шара. Но ведь есть же фотографии. Фотографии не дадут солгать. Большинство людей тех лет донашивали дореволюционную одежду - ситцевую рубаху, подпоясанную верёвкой, полосатые портки, парусиновую обувь на босу ногу. В то же время чекисты ходили в кожаных куртках, штанах, кепках и сапогах. Люди как будто бы жили в разные времена. Сдав землю в колхоз, пожилые люди не получили никакой пенсии. Старики садились в поезд, чтобы что-либо обменять на еду и погибали в дороге. А поскольку стариков осталось мало, связь времён оборвалась. Властям легче было дурить молодёжь.

Недавно я смотрела передачу, как чекисты придумали операцию трест, постреляли поверивших им дворян в 1923 году. Эти чекисты живы до сих пор. Но в нашем селе уже последние долгожительницы 1923 года рождения поумирали. Вот такая разная получилась жизнь. А обманывали народ, что боролись за свободу, равенство и братство.

Однажды за одну ночь во всех церквях подпилили окна и вынесли церковные ценности. Обратились в милицию, но никакого ответа не было. В доколхозное время у людей были лошади. Священники постоянно общались друг с другом. Приезжали друг к другу в дни, когда не было поста. Узнали, что во всём районе за ту ночь во всех церквях попилили окна. В каждом селе была церковь. Дети залезали на колокольню и насчитывали 15 церквей в пределах видимости. По описанию церквей 1912 года я могу предположить, что это были церкви в Ижеславле, Жокино, Николаевке, Хавертове, Асниках, Покровке, Яблонево, Пахомово, Воскресенке, Аннино, Мишино, Троицком, Абакумово, но больше и не знаю. Это значит, что кругом были сёла полны народа. А теперь большинства из перечисленных сёл уже нет. Колхоз нужен был властям, потому что уже были разорены семьи дворян, священников, купцов, заводчиков. Теперь надо было добраться и до крестьян. Аппетиты властей росли. Священников то и дело арестовывали, избивали и милиционеры и камерные.

Отцу Фёдору был 41 год, когда он тяжело заболел, это было в 1929 году. Он отслужил службу и сказал людям, что больше не может служить. Все в церкви плакали, и он плакал. Люди уговорили одного благочестивого крестьянина быть священником. И крестьянин не мог отказать людям. Возможно, его во священники рукоположил отец Фёдор, я сомневаюсь, что в такое время за назначением ехали в Рязань, дороги стали опасными. Людей арестовывали прямо на станциях, и девали неизвестно куда. Но точно я не знаю, кто его рукоположил. Я не знаю фамилии этого человека. Согласившись служить, он взял на себя тяжелейший крест. И он знал об этом. Но тогда отец Фёдор думал, что раз он из крестьян, то власти не будут до него доматываться, и передал ему церковь. Но отец Фёдор ошибся. Власти с новой силой навалились на ту семью. Отец Фёдор болел, к нему приходили люди и приносили ему белого хлеба в качестве лекарства. Хлеб был привезён из Москвы. Матушка Лидия ухаживала за мужем, но он становился всё тяжелее и не слезал с печки.

За две недели до смерти к нему пришёл милиционер. Отцу Фёдору трудно было встать, но он встал. Сели за стол, милиционер стал курить и уговаривать отца Фёдора выступить с такой речью перед народом: я де вас обманывал, а сам неверующий, просто нужны были деньги от вас. Милиционер сидел очень долго не кричал, не угрожал, а наоборот сулил всякие блага. Но отец Фёдор говорил: "Я верующий, и с таким обращением выступить не могу".   Отец Фёдор знал, что один его родственник, после болезни и смерти детей поддался на уговоры и выступил с подобной речью. В ту же ночь дом его подожгли. И никто его семье не помог, ни власти, ни люди.

Однажды к отцу Фёдору пришли люди, и рассказали, что у нового священника Покровской церкви власти всё отобрали в доме. Даже крахмал вынесли. После ухода проведывавших, отец Фёдор стал беспокойным. Он кричал: "А что же вы меня не лечите?" Матушка Лидия отвечала ему, что она постоянно за ним ухаживает, даже картошка до сих пор не вырыта, хотя скоро Покров. Решили везти его в больницу. Они ещё не знали, что больницы теперь не принимают ни священников, ни их детей. Но перед отъездом послали за новым священником, чтобы он причастил Фёдора. Лошадь стояла, запряженная, а в церкви служба всё не кончалась. Фёдор лежал на печке, а Лидия постоянно смотрела в окно, ждала священника. Когда она увидела священника, дети стали снимать отца с печки. Вдруг ему стало плохо. Лидия стала стучать в окно, чтобы священник поторопился. Когда священник вошёл, Лидия попросила скорее причастить мужа. Ему влили причастие и о. Фёдор умер. Распрягли лошадь, и стали готовиться к похоронам. Умер он 8 октября 1930 года, а хоронили 12 октября.

К этому времени вождь №2 написал свою расчудесную статейку "  Головокружение от успехов".  Ничего себе успехи, скотина в колхозах передохла, а у него голова кружилась от успехов.

Но временно были отпущены из тюрем священники. Все они пришли хоронить Фёдора. Отпевали его 15 священников при огромном стечении народа. Священники отпевали его как себя. Фёдор прожил 42 года. Но священники говорили: "Он счастливый, что умер дома, и его хороним по-христиански. А нас опять арестуют, и хоронить нас будет некому. Да и от семей наших не отвяжутся". Священники были очень нервными, они даже поругались, обвиняя друг друга в доносительстве. Но Лидия не понимала о чём речь и успокоила их. Домой они разошлись помирившимися. Просили друг у друга прощения. У них уже колхоз отобрал лошадей, и некоторые пришли за 15 километров пешком. Через некоторое время священников опять арестовали и уже не выпустили.

Люди помогли вырыть картошку. Власти заметили это и отобрали у Лидии и её сестры Веры коров. Коровы прибегали домой т.к. в колхозе они стояли на улице под снегом. Приезжали пастухи, хлестали коров, угоняли опять в загон. Скоро все коровы в загоне погибли. Люди опять стали нашим помогать. Все по очереди давали по бидончику молока для семьи Лидии и Веры. Помогали в селе Студенец, Верхи, но более всего в селе Большая Лубянка. Однажды Вере подкинули новорождённого ребёнка. Свежий след вёл в Ижеславль, но никто не стал искать мать, ведь надо было ухаживать за ребёнком. Вера жила в доме размером 6 на 6 метров. Первый муж священник умер от тифа в 25 летнем возрасте. Она вышла замуж второй раз за достойного человека. От первого мужа две дочери, со вторым мужем сын и ещё у них жила пожилая женщина, которую приютили, потому что от неё отказались родственники. Пожилая женщина была не в себе. Но в семье Веры она была спокойной и помогала по хозяйству. Ещё у Веры рождались дети, но в те времена далеко не все дети выживали. Потому что власти нас выживали. Веру продолжали называть матушкой, хотя первый  муж священник умер более 10 лет назад.

До революции детей чаще всего подкидывали церковнослужителям. Знали, что церковнослужители не бросят детей. Сирот учили в семинариях и духовных училищах. Но после революции у РПЦ отобрали все здания и сооружения, построенные церковнослужителями для детей. А детей продолжали подкидывать именно им, а не новым властям. Вера стала ухаживать за мальчиком. Ребёнок был крепеньким и спокойным. Приходили женщины из села Верхи и приносили молока. Ребёночка окрестили, причастили. Потом зарегистрировали в сельсовете. Властям не понравилось, что к Вере приходят люди приносят молока и вещи для ребёнка. "Нельзя отдавать детей в поповские руки, решили сельсоветчицы. Мы потеряем целое поколение. Надо забрать ребёнка". Через месяц пришёл милиционер с женщиной. Как только они переступили порог, ребёнок стал сильно плакать и никак не успокаивался. "Надо же какой горластый, как я его повезу в Михайлов?" - сказал милиционер.  "Мальчик всегда был спокойным", -  возразила Вера.  "Молчи, попадья, а то и до тебя доберёмся", - ответил милиционер. Но потом спохватился и толкнул речь, что советская власть сама позаботится о детях, и что всё кругом налаживается и цветёт. А детей вообще ждёт светлое будущее, о котором можно только завидовать. Он говорил долго. Вера сказала: "Ребёночка надо покормить перед дальней дорожкой". "Не учи", - ответил милиционер, и они уехали. Когда верховские женщины были в Михайлове, они хотели узнать, как там ребёночек? Но им никто ничего не ответил, и ребёночка не показали.

Лидии, Вере и её мужу Александру пришлось идти работать в колхоз. Но сёстры никак не поспевали за всеми. Когда жали рожь, они отставали от остальных жниц в 5 раз и не знали, что им делать. В своих хозяйствах они сами жали рожь, но не такими темпами, часто отдыхали.

Однако же в тех краях были такие же события как в фильме республика ШКИД. Учитель вместо уроков разучивал с учениками песни, например: Распрекрасную погоду мы гуляли при луне. Так же рассказывал байки, случаи из жизни. Школы колхозной молодёжи вообще быстро развалились, не успев появиться. Дисциплины вообще не было никакой. Молодые учительницы сбегали от учеников. И тогда вспомнили о епархиалках. Так устроились обе сестры сначала в Верхи, а потом в Ижеславль. Сестра Мария уже давно работала в Глинках учительницей, потому что её первый муж священник давно умер, а второй муж занимал советскую должность. У кого был жив муж священник, на работу в школу не брали, хотя большинство сельских школ в 30-е годы это бывшие церковно-приходские школы. Строили их церковнослужители за свой счёт и содержали за свой счёт. Ленин отделил государство от церкви, также и отобрал все школы у церкви. На самом же деле он отделил всех православных людей от государства. Православные люди исполняли обязанности перед государством, но ничем от государства не пользовались, но самое главное не пользовались защитой жизни, собственно для чего и нужно государство. Работа в послереволюционной школе стала намного труднее, чем в дореволюционной, из-за засилья хулиганов. Если в дореволюционной школе хулиганов из школы разгонял дворник, то теперь дворников не было, а были уборщицы. Кто такая уборщица в советской школе? Это просто поломойка, с ней никто и не здоровался, хотя везде висели плакаты "Слава труду!". По новым педагогическим правилам учитель должен искать подход к каждому хулигану. Их даже стали называть трудные дети. Хулиганы отравляли жизнь и учителям и хорошим ученикам. Хулиганы нечленораздельно визжали на уроках, сорили, дрались.

Но нашим деваться было некуда. Самое главное не дать хулигану властвовать над классом, иначе невозможно работать. Новый "педагог" Сухомлинский предлагал наоборот дать власть над классом "сильным личностям".  Но Лидия Леонидовна и Вера Леонидовна не признавали новоиспечённых педагогов. Класс вели сами и не позволяли хулиганам творить свои гнусные дела в классе. Несомненным достоянием старых учительниц было то, что даже в отдалённых деревнях выходцы из самых забубённых семей не смели в школе ругаться матом, курить. Ещё одна напасть - частые проверки со стороны начальства. Надо было писать план к каждому уроку, хвалить вождей. Лидия Леонидовна почитала книгу о детстве вождя и ужаснулась - Володя Ульянов ломал игрушки. Почитала о Гайдаре - тот стрелял в одноклассников. Решила детям ничего про них не рассказывать, поэтому наших не повышали. Однажды Лидия Леонидовна заметила, что ученики выкалывают в учебнике кому-то глаза. Она возмутилась: "Что вы делаете с книгой?"   "Что же вы не знаете, что он враг народа?"  - сказал ученик. В учебниках печатали портреты крупных, средних и мелких революционеров. Но наступал учебный год, и вдруг кто-то оказывался врагом народа. Лидия Леонидовна велела ученикам аккуратно вырезать страницу с данным портретом и отдать ей. Она знала, что эти деятели не стоят доброго слова. Но она не хотела, чтобы дети приучались к жестокости. Дома она тайно сожгла портреты из учебников. Потом пришлось лучше вслушиваться в передачи по радио, кого там разоблачили.

В 1930 году у младшей сестры Вали арестовали мужа, священника в Чернаве Милославского района. У Вали была в то время на руках престарелая мать, 4-летний сын и новорождённая дочь. Муж в тайном письме предложил жене развестись в надежде, что её тогда не тронут. Она так и сделала, но всё же тайно переписывалась с мужем. В доме разместился сельсовет, а их потеснили в маленькую кухоньку. Средств к существованию не было, и Валентина стала шить. Она шила хорошо и продавала вещи людям и сель советчицам. Вот за это её и арестовали. Моя семидесятилетняя прабабушка осталась одна с внуком 4 лет и внучкой несколько месяцев. Есть было нечего, но внуков надо было спасать. Из дома страшно выйти, могут назад не пустить. Тогда она велела 4 летнему внуку смотреть за маленькой сестричкой. Сама же пошла побираться. Люди быстро помогли бывшей матушке Екатерине, возмущались действиям властей. Валентину выпустили, но молоко пропало. Они ещё пожили в своей маленькой кухоньке, и тут одна из сельсоветчиц тайно им сказала, что их готовятся сослать. Ссылка с маленькими детьми и престарелой матерью -   это верная гибель всей семьи. Валентина не сможет выработать норму, чтобы дали паёк на всех. Пришлось тайно уезжать из Чернавы без вещей. Они приехали к сестре Марии и жили у неё. Наконец, через два года муж в тайном письме написал, что можно приехать к нему в ссылку, т.к. он устроился бухгалтером. Но Валентина взяла только сына, которому к тому времени уже было 6 лет, а двухлетнюю дочку и престарелую мать привёз к моей бабушке муж Веры. В Липовке они прожили год.  И потом Валентина забрала и дочку, и престарелую мать. Жили они в разных местах в Тайшете, в посёлке Свободном Амурской области в Медвежьегорске, Котласе. Но больше всех пострадала сестра дедушки Ольга. Её мужа священника в 1929 году сослали на Беломоро-Балтийский канал, там он погиб.

Власти то и дело собирали комитет бедноты в селе Рождество Лесное, чтобы комитет решил отобрать у Ольги дом, а семью сослать. У Ольги все дети были уже старше 10 лет, три сына и дочь. Но комитет бедноты постоянно постановлял: "Всё описанное имущество возвратить". В селе семье сочувствовали. Власти были в ярости. Они безо всяких постановлений велели семье собраться и в руки ничего не брать. Все поняли, что их ссылают. Постарались надеть на себя побольше вещей. Когда семья была готова, комиссар посмотрел на них и рявкнул: "Снять с попят новые валенки". Ольга сразу не поняла, а когда поняла, ринулась в дом за старыми валенками. "Стоять!" -  заорал комиссар и щёлкнул затвором. Но Ольга не остановилась. Зашумели люди, и комиссар не посмел стрелять в Ольгу, а только обругал матушку матерными словами. Поход до станции был страшным, оказывается, собрали много семей. Некоторые старые люди умирали ещё дома. Одна старая матушка никак не отдавала комиссару узелок, он от неё отстал. С матушкой были два сына 17 и 19 лет. По дороге матушка сказала, что устала и легла на дорогу, подложив под голову узелок. Сыновья упросили комиссара, чтобы он разрешил подойти им к матери. Но когда они подошли, мать была мертва. Комиссар погнал сынов дальше. Люди потом подобрали матушку. В узелке у неё были смертные вещи. Её похоронили. По дороге ещё умерли старые женщины. Они из последних сил помогали нести детей своим несчастным дочерям и не выдерживали... Когда разместили колонну в вагоны, то там поумирали все грудные дети.

Приехали в голодную степь в Южный Казахстан. Им сразу дали лопату в руки и велели выполнять норму. У детей 10 лет тоже была норма. Все рыли каналы. За невыполнение нормы не получали пайка. В оставшееся от работы время рыли для себя землянки. Ольга писала моей бабушке: "Пришлите нам хотя бы сухарей". Но бабушка в то время ещё не имела работы и не могла помочь своей золовке. Ольге помогала её родная сестра Елена, которая не окончила епархиального училища. Люди в Рождестве Лесном помогали Елене собрать посылку с сухарями и отправить для семьи Ольги в Казахстан. Благодаря этим посылкам семья выжила. На войне в 1942 году погиб сын Ольги Сергей под Сталинградом.

Русских ссыльных в Казахстане уже внутри Казахстана ссылали на новые места рыть каналы. Крымских татар в 1944 году разместили по узбекским семьям. Но чеченцев опасались размещать по местным семьям, решили этот вопрос за счёт ссыльных русских. Русских опять собрали по вагонам и посадили на новое место на песок и опять велели рыть каналы. Дома их и имущество отдали чеченцам. Так в новой пересылке у фронтовика Николая, сына Ольги, умер грудной ребёнок, его закопали в песок. Русские на новом месте копали себе землянку, потом строили дом, заводили скотину. Но проходило время, их опять погружали в вагоны и везли на новое место. Имущество конфисковывали даже у тех, кто прошёл фронт. Так продолжалось до смерти вождя №2. Все документы в Казахстане и Средней Азии по репрессиям уничтожены. В 60-ых годах высланных в те края немцев, чеченцев, крымских татар учили в Московских ВУЗах по льготе. В Казахстане и Средней Азии они даже не пытались поступать в ВУЗ, местные преподаватели всё равно их заваливали. В Омске и Новосибирске объективно проваливались. Но в Москву их посылали с предприятий по льготе, о которой мы и не догадывались. Сначала они поступали на подготовительное отделение, потом учились и им ставили одни четвёрки. С предприятия им шла стипендия, и ВУЗах получали стипендию. Стаж у них не прерывался. Конечно же, на пославшее их предприятие никто не возвращался, все осели в Москве. Теперь у тех, кто своими знаниями учился в институтах пять лет выброшено из стажа, но не у них. Значит, и пенсию они получают больше. В 90-ые годы, когда развалился Союз, русские опять пострадали. Не было никакой программы по принятию русских в Россию, нет у них и Российского гражданства. Одинокие старики, одинокие матери, сироты так и не смогли выехать из тех мест. Военные грузили свои вещи в контейнеры, переезжали и дожидались квартир тут. Все чекисты тоже выехали изо всех республик и получили быстро и жильё и хорошую работу. Но про остальных власти забыли.

В новейшей истории, например на Кипре, были обустроены греки-беженцы, прибывшие с половины острова. Правительство смогло обеспечить жильём половину населения, потому что греки обустраивали только беженцев-греков.

Но  у нас всё наоборот. Репрессиям подверглись буквально все мои родственники. Но никто не пользовался никакими льготами. Все говорят, что колхозникам Сталин не платил пенсию. Но кому же он вообще-то платил? Если человек до революции сеял хлеб, молол муку, рыбачил, торговал, учил в церковно-приходской школе, работал в кузнице, служил в церкви, занимался извозом - это всё было не стаж. Вообще понятие стаж было извращено. Стаж- это дореволюционный партийный стаж профессионального революционера. Всё остальное не стаж. По возрасту, моя бабушка должна бы получить пенсию в 1940 году, но она даже боялась хлопотать, боялась напомнить о себе начальству. После войны она попыталась выхлопотать себе пенсию. Ей было 60 лет. Ей ответили, что она может только рассчитывать на мизерную пенсию за погибшего в 1943 году сына. Вообще, пенсии за погибших сынов были мизерными. Даже за погибших отцов - солдат была такая пенсия, что на неё можно было купить на месяц главный сталинский дефицит - соль, спички и мыло. Страна занималась лесоповалом, но спички были в дефиците. За погибших офицеров вдовы получали пенсию больше в 10 раз, чем за солдат, но люди ничего не знали. Пришлось бабушке отказаться от пенсии и работать дальше. До пенсии она доработала в возрасте 65 лет, хорошо, что директор школы был хороший Васильев Василий Павлович. Она получила справку, что до революции работала 7 лет в земской школе и полгода в церковно-приходской. Стаж из церковно-приходской школы не засчитали. Но всё же получилось 25 лет общего стажа, и бабушка стала получать пенсию. А на директора школы через 4 года парторг написал ложный донос по ложному обвинению. Парторг хотел, чтобы директора посадили, но благо, что Сталина уже не было к этому времени, и директора перевели. Без хорошего директора школа стала постепенно приходить в упадок. Но я описала тяжёлые судьбы дорогих моих епархиалок.

О сайте  РЕУ: История, Сотрудники, Ученицы, Учеба, Сегодня    Другие учебные заведения   Литература   О крае Рязанском