Мухин Илья Николаевич, к.и.н., Москва

Образование новых церковных приходов в пореформенной России (по материалам Егорьевского уезда Рязанской епархии).

Образование новых церковных приходов в пореформенной России (по материалам Егорьевского уезда Рязанской епархии)

С сайта "История, культура и традиции Рязанского края"

На рубеже 1980-1990-х гг. в отечественной историографии наметилась тенденция к изучению истории православной церкви, долгое время фактически находившейся вне поля зрения исследователей. Но несмотря на определенные успехи в этой области [1], вопросов, требующих к себе внимания историков, остается еще очень много. В частности, пока практически отсутствуют работы, посвященные низовому звену церкви - приходам, приходскому духовенству, и соответственно неизученными остаются ценнейшие материалы местных архивов (прежде всего фонды духовных консисторий).

Между тем в Российской империи, где вплоть до 1917 г. церковь не была отделена от государства, отношение многомиллионного населения к церкви зависело не только (и не столько) от распоряжений Святейшего Синода или деятельности высших церковных иерархов, от жаркой полемики в столичной прессе, сколько от приходского духовенства, с которым это население непосредственно сталкивалось в повседневной жизни.

В настоящей статье предпринята попытка на конкретном примере одного из сел Егорьевского уезда Рязанской епархии проанализировать процесс создания новых приходов, выявить роль, которую играли в нем епархиальные власти, приходское духовенство и прихожане [2].

На формирование приходов на территории, где в 1778-1779 гг. был образован Егорьевский уезд, большое влияние оказали природные условия. В этом болотистом, изрезанном многочисленными реками крае, население было разбросано по небольшим деревням, часто удаленным друг от друга на значительное расстояние. Многие из них вообще, как отмечал И.В. Добролюбов, представляли собой островки среди окружавших их болот и лесов [3]. Поэтому неудивительно, что расстояние между селениями нередко измерялось здесь не только верстами, но и временами года. Так, например, причт с. Архангельского в 1830-1880-е гг. указывал, что расстояние от него до "губернского города Рязани в летнее время по причине болотистой местности 100 верст, а в зимнее 75 верст" [4].

Таким образом, церкви в Егорьевском уезде становились связующим звеном между массой мелких разрозненных деревень и строились в так называемых погостах - селениях, в которых помимо семей священно- и церковнослужителей иных жителей не было. Особенно это было характерно для "Владимирской половины" [5], в которой из 19 первоначально вошедших в состав Егорьевского уезда центров приходов, 14 в свое время возникли именно как погосты, и большинство из них по сути оставались погостами и на протяжении XIX в., хотя многие официально изменили свой статус и стали называться селами. Но как бы ни именовался центр прихода - селом или погостом, - если в клировых ведомостях не упоминается о проживании в нем прихожан, мы имеем дело именно с погостом [6].

В "Коломенской половине", где лесов было существенно меньше, ситуация была ближе к общероссийской. Здесь в XVIII - XIX вв. насчитывалось только четыре погоста [7].

К погостам "тянули" многочисленные деревушки, отстоящие от них порой на расстояние в 8-12 [8], а то и 15-20 верст [9]. Эта картина разительно отличалась от той, что наблюдалась на юге епархии, например, в Данковском уезде, где приходы были более компактными территориально и включали в себя значительно меньшее число селений [10].

С момента образования Егорьевского уезда и до отмены крепостного права численность приходов здесь существенно не изменилась: в 1840-е гг. один Гостиловский приход был передан соседнему Рязанскому уезду и возникли три новых. Образование в 1784 г. Власовского и в 1796-м Новопокровского приходов, отделившихся от громадных и территориально разбросанных приходов соборной церкви г. Егорьевска и погоста Преображенского, можно рассматривать как исправление последствий формального размежевания границ между новыми территориально-административными единицами при проведении губернской реформы. В 1851 г. Рязанская консистория уступила настойчивым просьбам владельца расположенной в д. Красной суконной фабрики купца Л.А. Кознова и разрешила ему построить здесь церковь.

Стабильность численности приходов в Егорьевском уезде в первой половине XIX в. объяснялась во многом тем, что значительную часть местных прихожан составляли крепостные крестьяне. Среди владельцев поместий здесь можно было встретить представителей многих аристократических дворянских родов (графы Толстые, князья Орловы, Лобановы-Ростовские, Римские-Корсаковы, Мусины-Пушкины и др.), которым принадлежало очень большое количество душ, проживающих в разных деревнях и селах. Эти владельцы, как говорилось в клировых ведомостях, "тут не живут"; более того, многие (как, например, "госпожа грузинская царевна" [11]), очевидно, своих крепостных ни разу в глаза не видели. Наряду с ними в уезде встречались и многочисленные мелкие и никому неизвестные помещики, нередко делившие между собой одно и то же селение [12].

Таким образом, если бы у кого из владельцев и возникло желание построить церковь и открыть новый приход, сделать это было весьма затруднительно, так как потребовалось бы согласие остальных помещиков, а согласовать желание такого количества людей, проживавших, к тому же, в разных местах было весьма непросто, а мнением крепостных крестьян в те годы редко интересовались.

Но уже в первое десятилетие после отмены крепостного права отчетливо наметилась тенденция к разукрупнению больших и территориально разбросанных приходов и быстрому росту новых, что неудивительно, поскольку у крестьян теперь появилось больше возможностей отстаивать свои интересы, и именно они в отличие от, как правило "не проживавших здесь" помещиков, были кровно заинтересованы в быстром и беспрепятственном сообщении с приходской церковью. В результате в 1861 - 1915 гг. в Егорьевском уезде появилось 16 новых приходов, и одним из них стал образованный в 1869 г. Шараповский.

В начале 1867 г. крестьяне четырех деревень (входящих, однако, в три разных прихода) - Шарапово (приход с. Жабки), Тюшино и Спирино (приход с. Остров) и Новошино (приход с. Купли-Ям) - обратились в Рязанскую духовную консисторию (РДК) с прошением о разрешении построить в д. Шарапово (поскольку она находилась в центре упомянутых селений) новую церковь и составить отдельный приход. Свою просьбу они обосновывали ссылками на значительность расстояния, отделяющего их деревни от приходских церквей, и затруднения, вызываемые разливом рек [13].

Как и следовало в подобных случаях, 20 февраля 1867 г. Консистория предписала благочинному - священнику с. Вражское-Лелечи Иосифу Вишневскому совместно с одним или двумя священниками ближайших сел при участии депутата с гражданской стороны провести на месте дознание и дать ответ на следующие вопросы:

1). действительно ли неудобно сообщение упомянутых деревень с приходскими селами и на каком расстоянии они от них находятся;

2). на каком расстоянии находятся друг от друга упомянутые деревни и не будет ли при устройстве храма в Шарапове каких-либо препятствий при сообщении;

3). все ли жители данных деревень действительно желают отделиться от прежних приходов и составить новый;

4). сколько душ останется в прежних приходах, если ходатайство просителей будет удовлетворено;

5). согласны ли просители выделить новому причту положенную землю;

6). удобно ли место, на котором предполагается построить церковь [14].

Проведя дознание, благочинный подтвердил основательность ссылок крестьян на дальность расстояния и трудности, связанные с болотистостью местности и с весенним разливом рек и речных протоков. Он отметил, что на реках нет лодочных переправ, только в одном месте есть плот; а единственный имеющийся мост часто ломается и непрочен. Он также подтвердил желание жителей всех деревень создать новый приход и их согласие взять на свой счет строительство храма и домов для причта и выделить необходимую для причта землю (только крестьяне д. Спирино заявили, "что помогать в строении храма и домов для причта они не в состоянии") [15]. Место, выбранное для церкви, благочинный нашел удобным.

Цифровые выкладки о числе душ в предполагаемом новом приходе и в остающихся старых ясно указывали, что количество прихожан для открытия нового прихода достаточно, однако отчисление деревень приведет к резкому ухудшению положения уже существующих причтов [16], особенно в селе Жабка [17].

Учитывая результаты дознания, архиепископ Иринарх (Попов), собиравшийся на покой [18], и РДК 16 августа 1867 г. отказали просителям, найдя, что упоминаемые ими затруднения не являются "особыми", но главным образом из-за того, что в случае удовлетворения ходатайства "сильно должны расстроиться" приходы старые (и это заключение, как мы видели, было вполне справедливо). О принятом решении велено было объявить просителям через Егорьевское уездное полицейское управление [19].

В феврале 1869 г. уполномоченные от крестьянских обществ тех же деревень подали в Консисторию новое прошение. К сожалению, текст предыдущего не сохранился и поэтому сравнить оба ходатайства нельзя. Но можно предположить, что, учитывая негативный опыт первой попытки, просители на этот раз постарались быть предельно убедительными и красноречивыми, пытаясь представить епархиальному начальству такие доводы, перед которыми, оно, по их мнению, не должно было устоять.

Снова указав на удаленность своих деревень от церкви и имеющиеся препятствия во время разлива рек и протоков, просители нарисовали красочную картину. - Как известно, самый большой из всех христианских праздников - Пасха - приходится именно на весну, поэтому, писали ходатаи, "на Страстной и Светлой неделе мы и жители наши с великим прискорбием лишаемся участия присутствовать при богослужении и часто, дошедши до реки и не имея возможности переправиться чрез оную, со слезами возвращаемся домой; нередко случается и то, что собравшись у реки в значительном количестве, мы [и] прихожане других деревень, и всякий, желая переправиться чрез реку, друг друга пхают в воду, ругаются и поносят друг друга неприличными словами, которые грустно и даже страшно слышать не только в такие Великие дни, но и в обыкновенное время года" [20].

Старики и дети, - продолжали просители, - "вовсе не удостаиваются присутствовать при богослужении в зимнее время от холода и непогоды... или посещают храм Божий редко, - а потому, не слушая Божественной литургии и не поучаясь закону Божию, остаются в невежестве, характеры и нравы грубеют". К тому же, неподалеку живут раскольники, "которые возмущают дух слабых и простодушных и могут легко увлечь [их] в сию пагубную заразу" [21].

В новом прошении крестьяне д. Шарапово повторяли свое согласие осуществить строительство церкви своими силами. Причем на этот раз они подчеркивали, что построить церковь, снабдив ее всем необходимым, построить дома для причта и выделить для него землю они могут самостоятельно, не прибегая к помощи жителей других деревень. Опережая решение Консистории, они уже успели "сторговать" в с. Вражском-Лелечи деревянную церковь, которая после постройки каменного храма стала там "излишней" и которую им было бы желательно безотлагательно перевезти - "по зимнему пути" [22].

Надо полагать, что настойчивость крестьян, решившихся подать повторную просьбу и в таком скором времени, объяснялась тем, что они учитывали то обстоятельство, что теперь им придется иметь дело с новым епархиальным архиереем - преемником архиепископа Иринарха Алексием (Ржаницыным), а новое начальство часто не придерживалось мнения предшественника.

И они не ошиблись. 14 января на их прошение последовала резолюция архиепископа Алексия: "Консистории: рассмотреть со вниманием к доброму желанию просителей, и без протяжения времени" [23]. Учитывая резолюцию Алексия, Консистория, рассмотрев дело 31 января, нашла на сей раз доводы просителей убедительными и удовлетворила их просьбу. Определение Консистории было утверждено 4 февраля.

Получив разрешение, жители д. Шарапово сразу же купили за 700 рублей старую церковь в Лелечах [24] и уже в феврале храм был перевезен в Шарапово. Сообщая об этом епархиальному начальству в начале марта и одновременно представляя на утверждение план будущей церкви, крестьяне просили о выдаче им храмозданной грамоты.

Принимая решение о выдаче крестьянам будущего с. Шарапово храмозданной грамоты, архиепископ одновременно распорядился, чтобы незамедлительно было узнано у причта и церковного старосты с. Лелечи, "сколько из получаемой за старый храм от шараповского общества денег они жертвуют на сирот духовного звания" [25]. К сожалению, ответ Лелечского причта не сохранился.

Устроители церкви сначала планировали закончить строительство церкви к Пасхе. Но освящена она была несколько позже планируемого срока - 17 августа 1869 г. [26] Новая церковь должна была иметь три престола: основной - во имя Святой Живоначальной Троицы и два придельных - во имя св. Николая-Чудотворца и Покрова Пресвятой Богородицы.

Причт нового прихода начал формироваться еще до завершения строительства; первым 30 апреля был определен в Шарапово и вскоре рукоположен во священники 23-летний выпускник Рязанской семинарии Стефан Сперанский. Не дожидаясь освящения своего храма, он 21 мая ходатайствовал перед епархиальным начальством о разрешении ему временно отправлять богослужения в ближайшей к селу церкви - в с. Жабка. Разрешение было дано [27].

После освящения храма все необходимое для функционирования прихода уже имелось: церкви были выданы антиминсы; для ведения делопроизводства - необходимые книги и церковная печать [28].

Формирование состава нового причта заслуживает особо пристального внимания, так как проливает свет на причины, побуждавшие священно- и церковнослужителей искать новые места, а также раскрывает особенности кадровой политики епархиальных властей.

По определению Консистории в состав нового причта должны были входить священник, дьячок и пономарь; диакона первоначально не предполагалось [29]. На три открывавшиеся вакансии было подано 23 прошения. Их рассмотрение целесообразно начать с коллективного прошения жабкинского причта, возражавшего против открытия нового прихода и доказывавшего, что после отчисления от них д. Шарапово их собственный приход придет в упадок. Для большей убедительности они ссылались на аналогичное мнение, выраженное в приговорах крестьян других деревень своего прихода (помимо Шарапово). Однако, не очень, видимо, надеясь на то, что какие-либо доводы могут побудить Консисторию изменить уже принятое решение, священно- и церковнослужители села Жабка просили: "если не возможно отменить постройку церкви в деревне Шарапово", то после ее завершения перевести туда весь жабкинский причт [30]. И для того, чтобы стремиться в Шарапово, как мы могли убедиться, у них были веские основания.

На открывавшуюся священническую вакансию было подано 12 прошений (включая и прошение жабкинского священника Павла Кедрова). Из них девять - священниками, желавшими перейти из одного прихода в другой; два - диаконами, некогда окончившими полный курс семинарии и потому имевшими право стать священниками; одно - недавним выпускником семинарии, еще нигде не служившим. Семь прошений было подано священнослужителями данного (Егорьевского) уезда, два - смежного с ним Рязанского, и по одному - Скопинского и Пронского уездов.

Сразу же следует отметить то общее, что было присуще практически всем прошениям: речь в них шла о бедности и необходимости прокормить или пристроить к месту детей (конечно, у тех, у кого они на тот момент были).

Среди просителей-священников были два священника из приходов, которые данная реорганизации чувствительно задела: 29-летний жабкинский священник Павел Андреев Кедров [31] и 49-летний священник с. Остров Александр Петров Смирнов [32]. Но третий заинтересованный священник из села Купли-Ям Михаил Афиногенов Трейеров [33] , хотя, скорее всего, тоже не был доволен учреждением нового прихода, счел для себя более удобным остаться на прежнем месте.

Мотивы заявления Кедрова уже разбирались, можно добавить только то, что у него имелся один ребенок. Вскоре после подачи прошения Кедров умер, и решение относительно его просьбы, очевидно, не принималось [34].

Прося о переводе, островский священник А.П. Смирнов рассказывал о всех тяготах, которые пали на него с самого начала его священнической карьеры: сначала на его иждивении оказалась родная сестра, которую он был обязан выдать замуж и выдал "за священника села Шатур Егорьевского уезда с приличным вознаграждением" [35], после чего пришлось долго выплачивать долги, что было нелегко, так как помощи ждать было неоткуда - о. Александр Смирнов, по его словам, женился "на совсем круглой сироте". Затем, писал он, начиная с 1854 г. и до настоящего времени он был вынужден постоянно содержать за свой счет в духовных учебных заведениях то двоих, то троих сыновей. В данный момент ему предстояло пристроить к месту двоих сыновей, завершавших обучение в семинарии, и четырех дочерей.

Смирнов просил о своем переводе в Шарапово с тем, чтобы его собственное место досталось либо его сыну Григорию, либо какому-нибудь достойному выпускнику семинарии, который женится на его старшей дочери Надежде. Священнику удалось получить поддержку со стороны своих бывших прихожан, переходящих к Шараповскому приходу. - В приговоре крестьян д. Спирино повторялась просьба о. Смирнова относительно места для сына или дочери. "Неусыпным бдением и пастырскою любовью в продолжение 26-летней службы своей", - писали крестьяне, - наш священник "заслужил общего нашего в сем случае ходатайства... только этим мы можем выказать свою признательность... и помочь в его настоящем действительно безвыходном положении при большом семействе и беднейшем приходе" [36].

Трудно сказать, каким образом, но Смирнову удалось заручиться даже ходатайством одной из помещиц, чьи крестьяне жили в его приходе, - графини Елизаветы Толстой. Сама графиня в своих поместьях не проживала, но 4 марта 1869 г. отправила свое ходатайство из Петербурга. (Кстати, она не очень хорошо знала местные населенные пункты и деревню Шарапово несколько раз назвала деревней Широково.) [37]

О месте в Шарапово просили священник с. Радовицы Егорьевского уезда Павел Тимофеев Крылов и священник с. Летово Рязанского уезда Матфей Антипов Семенов. Любопытно, что в 1862 г. эти священники обменялись местами, причем инициатива исходила от Крылова, так как Семенов указывал, что этот перевод был совершен без его желания и прошения. Семенов первоначально (в 1843 г.) был рукоположен во священники в с. Радовицы на место тестя и здесь у него был "дом и все домашнее заведение". После перевода его преемник, пользуясь тем, что рядом есть церковный лес, отказался покупать у него дом, а свой дом в с. Летово продал "посторонним лицам". Поэтому в течение семи последующих лет священник Семенов вынужден был снимать квартиру и жить "то в дымной крестьянской избе, то в церковной сторожке" и притом в разлуке с детьми, оставшимися в их прежним доме в Радовицах. Перевезти этот дом в Летово не представлялось возможности из-за дальней дороги (50 верст) и рек. Если бы его перевели в Шарапово, то тогда, надеялся Семенов, многие проблемы можно было бы решить: от Шарапово до Радовиц всего 20 верст и для перевозки дома не будет препятствий [38].

Надо сказать, что перевод из Летово в Радовицы не принес удовлетворения и священнику Крылову. На новом месте он сначала получал 175 рублей за обучение крестьянских детей в своем доме, а его жена - еще 75 рублей за обучение девочек. Но в 1868 г. земская управа возложила содержание приходских училищ на самих крестьян, а они из-за своей бедности (приход, действительно, был самым бедным в Егорьевском уезде) согласились выплачивать священнику лишь 40 рублей, а женское училище совсем закрыли. При таком резком сокращении дохода Крылову было крайне затруднительно содержать семью, в которой, кроме него и жены, было девять детей. Он надеялся на то, что в Шарапово приход "несравненно лучше" и он сможет вместе с семейством "прожить безбедно". К тому же из-за сравнительно небольшого расстояния между Радовицами и Шараповым и сам переезд будет не очень обременителен [39].

Священник с. Воронцово Егорьевского уезда Василий Иванов Гармонин просил о переводе потому, что священническое место, которое он занимал в течение 17 лет, было сверхштатным и, следовательно, "рано или поздно" могло быть закрыто совсем, а на его иждивении имелось семь человек детей [40].

Прошение 60-летнего священника с. Ивановское-Сергиевское Егорьевского уезда Петра Григорьева Никольского было аналогично уже разбиравшемуся прошению священника с. Остров А.П. Смирнова: "приближаясь к старости", он стремился устроить своих детей. На его иждивении находился сын, обучавшийся в Зарайском духовном училище, три неустроенные дочери-невесты, старшая замужняя дочь с больным мужем и тремя детьми. Надеясь перейти в Шарапово, он хотел передать свое место одной из дочерей с тем, чтобы можно было приискать ей жениха из числа воспитанников, окончивших семинарию, а также вполне устроило бы, если за этой дочерью было бы закреплено "праздное священническое место" в с. Жабки [41].

Объяснения, содержащиеся в прошениях священников с. Поляны Скопинского уезда Александра Васильева Трейерова и священника с. Ерандучи Василия Яковлева Сапфирова, не дают принципиально новой информации. У Трейерова было девять человек детей, в 1865 г. он погорел, его приход был почти вдвое меньше Шараповского (по крайней мере, так ему было известно по слухам) [42]. Сапфиров напоминал архиепископу, что уже неоднократно просил о переводе, объясняя свои побудительные мотивы. Поэтому в данном прошении он не стал излагать их еще раз, равно как и не объяснял, какие, по его мнению, преимущества имеются в Шарапове. Похоже на то, что он готов был перейти куда угодно [43].

Священник с. Чулково Пронского уезда Иоанн Митрофанов Красильников "по требованию престарелых... родителей принужден был для успокоения их поступить" в 1858 г. в их бедный приход (300 душ муж. п.), который и ранее не обеспечивал содержания отцовского семейства: поэтому сам проситель вынужден был в юности искать помощи у родственников, проживающих в Черниговской губернии, и учиться не в Рязанской, а в Черниговской семинарии [44].

Как уже отмечалось, двое просителей были диаконами, окончившими семинарию и надеявшимися повысить свой статус. - Диакон Лаврентий Иларионов Юстов, сменив тестя, прослужил в с. Новопокровское Егорьевского уезда 26 лет. К моменту подачи прошения он уже успел заручиться согласием архиепископа Алексия на приискание свободного священнического места для себя и достойного жениха для одной из своих дочерей, который сменил бы его в качества диакона в Новопокровском.

36-летнего диакона Григория Иванова Князева поступить в 1855 г. на диаконское, а не священническое место в с. Горетово Зарайского уезда также вынудила бедность. "Скудные доходы в селе Горетово, - писал он, - побуждали меня всегда искать где-либо праздного священнического места, но как таковые места были очень редки, то я перешел на диаконское же место в село Ильмяны [45], которое сверх чаяния моего по местным удобствам еще хуже... Горетовского; потому что в Ильмянах земля совершенно песчаная, которая не родит ни хлеба, ни травы, кроме леса, поэтому здесь хлеб для себя и корм для скота покупные. С прискорбием сетую о моей ошибке!" [46]

Самым молодым просителем был недавний выпускник Рязанской семинарии (1868), сын умершего священника г. Скопина Дмитрия Иванова Сперанского - 24-летний Стефан. Он без всяких мотивировок просил определить его на свободное священническое место в с. Шарапово и "дозволить... вступить в брак с одной из девиц-сирот духовного звания" [47].

Если учитывать заслуги, шансы Стефана Сперанского среди перечисленных просителей были не слишком велики, но именно он 30 апреля был определен на данное священническое место и получил билет на вступление в брак с Варварой Каринской - дочерью умершего священника с. Льгово Рязанского уезда Георгия Каринского, окончившей курс обучения в Рязанском епархиальном женском училище [48]. Мотивы выбора епархиальным начальством этой кандидатуры нигде не раскрываются. Не исключено, что у семейств Каринских или Сперанских могли быть какие-либо связи. Но, скорее всего, здесь сыграла роль отмеченная современниками склонность Алексия "устроять сирот" [49].

Кстати, нельзя сказать, что все остальные просители так и остались без удовлетворения. - В апреле того же года священник Крылов из Радовиц был переведен в с. Жабки на место умершего священника Кедрова, а через год определен в новоустроенный приход с. Ершово Рязанского уезда [50].

Диакон Юстов в июне 1869 г. был рукоположен во священники к Благовещенской церкви г. Пронска, а его диаконское место тогда же получил Алексий Сергиевский, женившийся на дочери Юстова Марии [51].

Некоторым пришлось ждать дольше: в 1873 г. самостоятельный причт маленького и бедного прихода с. Чулково Пронского уезда был упразднен и священник И.М Красильников был переведен в Рязанский уезд [52]; в том же году из тяготившего его с. Ерандучи в с. Ильинск Скопинского у. был переведен священник В.Я. Сапфиров [53] ; в 1874 г. - рницынадиакон Г.И. Князев был, наконец, рукоположен во священники в с. Спас-Клепики Рязанского уезда [54]. Правда, после разбора историй, изложенных в рассмотренных прошениях, не зная обстоятельств, нельзя утверждать, что упомянутые лица стали жить лучше. Скорее всего, в безусловном выигрыше оказались Юстов и Князев, повысившие свой статус и определенные - один в город Пронск, другой - в один из крупнейших приходов.

Хотя, как отмечалось, диаконская вакансия в Шарапово не предусматривалась, в Консисторию обратились шесть человек, двое из которых уже были диаконами, и четыре - претендовали на этот сан, соглашаясь временно или постоянно быть зачисленными на причетническую вакансию. Судя по резолюциям, трое из этой группы вызвали у архиепископа негативную реакцию.

Первым был диакон из уже упоминавшегося с. Летово (откуда стремился вырваться священник М.А. Семенов) Иван Ефимов Окаемов. Он состоял диаконом на причетнической вакансии в течение восьми лет в маленьком и бедном (по его словам) Летовском приходе, где терпел крайнюю нужду, пытаясь обеспечить семью из шести человек. Сейчас он просил перевести его в с. Шарапово на причетническую должность, "не лишая диаконского сана" [55]. Что-то, очевидно, вызвало недовольство архиепископа, и в резолюции он начертал: "прошение несвоевременно" [56].

Неудовольствие преосвященного вызвало прошение помощника наставника сельского училища из с. Крутицы Спасского уезда Павла Богословского. Тот сетовал, что терпит нужду из-за скудного жалованья и что для поступления на диаконское место ему не хватает лет, а потому просил определить его на время в дьячки в Шарапово, где "более 1000 душ муж. п., а со временем будет диаконская вакансия", которую он просит не замещать до его совершеннолетия. По достижении совершеннолетия он надеется быть определенным на оное место "со взятием какой-либо воспитанницы духовного приюта". "Прошение неде[ль]ное и со странностью" [57] , - написал Алексий.

Однако ходатайство уволенного из среднего отделения РДС Николая Григорьева Панова, очень похожее на предыдущее прошение, было принято Алексием благосклонно. Как указывал Панов, сам архиепископ, обратив "внимание на его жалкое положение", позволил ему просить о зачислении на какое-либо могущее открыться диаконское место с тем, чтобы до достижения совершеннолетия Панов не был бы посвящен в диаконский сан, а исполнял должность причетника. Искренне ценя "таковую архипастырскую милость" и "оставаясь верным своему обещанию", Панов подтверждал свое намерение взять в жены Марию Чельцову - дочь многосемейного священника. Николай Панов просил о назначении в одно из сел Раненбургского уезда, о Шарапове он даже не упоминал; но был назначен на дьячковское место именно сюда "с надеждой производства в сан диакона, когда достигнет совершеннолетия и заслужит одобрения по службе" [58].

Пожалуй, самое своеобразное прошение поступило от некоего Петра Хавского [59], ходатайствовавшего за своего брата Ивана. Если бы чуть позже сам Иван не подал прошение лично, понять, о чем вел речь Петр Хавский, было бы невозможно [60]. На этом прошении можно было бы и не останавливаться, если бы не одно обстоятельство. Не может не броситься в глаза, что его автор всеми силами (и довольно неуклюже) старался подчеркнуть свою близость к архиепископу Алексию. Но, как писал И.В. Добролюбов, Алексий "считал своим долгом враждебно относиться к памяти преосвященного Феофилакта, по примеру одного из своих предместников по кафедре Рязанской, называвшего священников, рукоположенных арх. Симоном, - отцами, а получивших дар священства от Феофилакта, - попами" [61]. Вероятно, имя Феофилакта было подчеркнуто самим преосвященным, а резолюция, наложенная им на это ходатайство, поистине уникальна: "К делу о назначении членов причта в Шарапово, для видимости" [62].

После этого судьба поданного через день прошения Ивана Хавского была, вероятно, предрешена. Из этого прошения, по крайней мере ясно, что Иван Филиппов Хавский был с 1854 г. пономарем в с. Раменки Егорьевского уезда и поскольку, по его сведениям, по проекту новых штатов это место не предусматривалось, он просил "по вниманию к 14-летнему беспорочному служению" перевести его в Шарапово "на дьячковское место с производством в диакона" [63].

Также без удовлетворения было оставлено ходатайство пономаря с. Власовское Егорьевского уезда Ивана Стефанова Смирнова. Мотивы и цели его прошения были тождественны мотивам стремившегося во священники диакона Юстова - только на порядок ниже. Смирнов был уволен из среднего отделения семинарии (т.е. имел достаточный уровень образования для занятия диаконского места и даже в 1868 году подавал прошение о возведении в сан второго диакона, в чем ему было отказано "из-за несогласия причта"). Прося определить его в с. Шарапово диаконом, он свое собственное пономарское место хотел оставить для жениха дочери Евдокии. Прошение не имело последствий [64].

Довольно странно выглядит история с определением на пономарскую вакансию диакона бесприходной Духовской церкви г. Рязани Иоанна Васильева Перехвальского. Его кандидатура появляется в материалах дела совершенно неожиданно: на прошении диакона Петра Яковлева Сперанского, ходатайствовавшего о зачислении на причетническое место в с. Шарапово предполагаемого жениха своей дочери безместного пономаря Триодина, вдруг обнаруживается пространная резолюция преосвященного, совершенно не относящаяся ни к тому, кто просит, ни к тому, о ком просят:

"Диакон Перехвальский, возвратясь из Шарапова, объявил 14 мая, что тамошние храмоздатели, выслушав его 11 мая, изъявили желание принять его на пономарскую к себе вакансию; когда же [было] потребовано прошение от него с подпискою означенных крестьян, то отозвался неимением ничего письменного, а уверял, что завтра (15 мая) лично явятся доверенные от храмоздателей, для засвидетельствования о желании иметь его Перехвальского в Шарапове. Но вот уже вечер 16 мая, а доверенных не видно, что заставляет усомниться в том, что шараповские точно пожелали иметь Перехвальского при своей приходской церкви.

Если и до понедельника, то есть, до 19 мая, шараповских ходатаев за него не будет, то об избираемом сим просителе и о семействе просителя, представить надлежащую справку" [65].

Написанное по положенной форме прошение диакона Перехвальского в деле отсутствует [66], его заменяет приписка, сделанная старческим дрожащим почерком на все-таки поступившем (и ранее последнего срока, определенного архиепископом) прошении крестьян с. Шарапово [67]: "О перемещении меня на пономарское место к новоустроенной церкви в селе Шарапово на пономарское место с получением только пономарских доходов и с обязательством разделять все причетнические труды с товарищем череде дьячком нижайше испрашиваю милости от Вашего Высокопреосвященства, мая дня 1869 года. Рязанской бесприходной церкви Духовской церкви диакон Иоанн Перехвальский" [68].

Что же касается шараповских крестьян, то они писали: "Наслышаны мы, что к новоустроенной нами церкви в селе Шарапове в число церковного причта Вашим Высокопреосвященством назначены лица: на священническое место воспитанник семинарии и на дьячковское место, с надеждою по достижении лет рукоположения во диаконский сан, ученик семинарии; за что приносим вам искреннюю благодарность. Остается при церкви нашей еще третья праздная вакансия - пономарская. Диакон Рязанской бесприходной Духовской церкви Иоанн Перехвальский являлся к нам, 11 числа сего мая, служил в нашей церкви; мы слышали его и объясняем, что он хотя по летам стар и голос имеет слабый, но старец заслуженный и благонадежный, и наше общество желало бы иметь его на третьей пономарской вакансии и доверило нам покорнейше просить Ваше Высокопреосвященство определить его Перехвальского к нашей церкви, если сие не противно воли вашей" [69].

И уж совсем неожиданно выглядит мотивация Алексия об удовлетворении данного ходатайства: "Мая 17. Снисходя к многосемейству диакона Перехвальского переместить на просимое им место" [70] . - Диакон Иоанн Перехвальский с 1830 г. состоял иподиаконом при многих рязанских архиереях, в том числе и при самом Алексии, и, конечно, не мог быть совершенно ему неизвестным. Что же касается "многосемейства", то в это время он имел всего троих детей, причем старший - Михаил - уже семь лет был священником в с. Колычево Егорьевского уезда (кстати, находящегося относительно недалеко от с. Шарапово). Оставшиеся двое детей учились: 14-летний сын Дмитрий - в Рязанском духовном училище и 11-летняя дочь Любовь - в женском епархиальном училище на казенный счет. Так что многосемейным отца Иоанна назвать было сложно.

Очевидно, на решение Алексия повлиял "личный фактор": Иоанну Перехвальскому было уже 60 лет (в этом возрасте можно было уходить за штат), тем более, что судя по неровному почерку [71] и нескольким повторам, содержавшимся в прошении, он, очевидно, был нездоров. На его старческую слабость указывали и сами крестьяне ("он хотя по летам стар и голос имеет слабый...") [72]. Безусловно, для архиерейских богослужений требовался более молодой иподиакон, но желая обеспечить о. Иоанну возможность получать хотя и небольшой, но верный доход, Алексий избрал для этого заведомо ложный, но убедительный (для других) предлог - заодно и для отказа остальным просителям.

Не совсем, однако, понятно, зачем это назначение понадобилось крестьянам: Иоанн Перехвальский, действительно, был "старец заслуженный и благонадежный" (диакон, иподиакон кафедрального собора и его бывший ризничий) - но несколько странно, что вопросы престижа играли для крестьян такую большую роль, что они непременно желали видеть у себя в диаконах болезненного старика, который явно не мог долго прослужить (он умер через шесть лет). Вероятнее всего, сказалось то обстоятельство, что в 1856 г. о. Иоанн вместе с архиепископом Гавриилом (Городковым) (и, кажется, единственный из соборного духовенства) присутствовал в Успенском соборе на коронации Александра II, за что имел "серебряную коронационную медаль 2-го разряда". После отмены крепостного права прошло всего восемь лет. Кроме того, обращает на себя внимание быстрое ознакомление крестьян с решениями архиепископа по выбору священника и дьячка - без сомнения, их информатором в данном случае выступил именно И.В. Перехвальский. Возможно учитывались и его несомненно имевшиеся связи в окружении Алексия, которые могли бы пригодиться в будущем для решения различных вопросов.

Таким образом, все места в Шарапове оказались замещенными и без удовлетворения остались прошения, поданные пятью причетниками.

Об определении на причетническое место в с. Шарапово просил уволенный из высшего отделения Зарайского училища 18-летний воспитанник Василий Яковлев Никитский. Его просьба была удовлетворена, но определен он был 31 мая 1869 г. на пономарское место не в Шарапово, а в другое село того уезда - Починки.

В самих Починках в то время возникла следующая ситуация: по предписанию Рязанской духовной консистории, сделанному 12 августа 1868 г. в соответствии резолюцией архиепископа Алексия, местному пономарю велено было заняться приисканием себе другого свободного пономарского места, а освободившееся закреплялось за Марией Пономаревой - дочерью умершего священника с. Кайдаково Рязанского уезда Петра Макарова Пономарева [73] , потому что около 1866 г. церковь в ее родном селе Кайдаове сгорела и приход был упразднен [74]. Таким образом, В.Я. Никитский был определен в Починки с условием жениться на Марии Пономаревой [75].

Следующее прошение было представлено уже упоминавшимся бывшим пономарем с. Починки Михаилом Васильевым Триодиным, считавшим себя несправедливо обиженным и жаловавшимся на то, что после смещения он в течение шести месяцев никак не может найти себе место и вынужден находиться на содержании своего отца, - и это будучи человеком "посвященным в стихарь и имеющим ставленную грамоту" [76].

Прошение Триодина поддержал диакон с. Никиткино Петр Яковлев Сперанский [77], имевший большое семейство (трое сыновей и пятеро дочерей) и 23-летний стаж беспорочной службы. Он намеревался обеспечить будущее одной из своих дочерей, выдав ее замуж за Михаила Триодина, а потому просил поддержать ходатайство предполагаемого зятя [78].

18 сентября 1869 г. М.В. Триодин был определен на пономарское место в с. Круги Егорьевского уезда [79].

Что ни прошение, то (несмотря на характерное почти для всех просителей сетование на бедность) своя особая история. Следующий проситель - Антон Гусев - поступил после семи лет службы приставом в консистории на пономарское место в с. Екшур Рязанского уезда Здесь по штатам полагалось быть двум причетникам, но, как писали в клировых ведомостях, "на лицо" было три, а один считался сверхштатным. Каким-то образом причетники умудрились не перессориться из-за скудных пономарских доходов, которые им приходилось делить не на две, а на три части. Но поскольку жить было трудно, они решили, что один из них все-таки должен уйти в другой приход и определить это должен был жребий. Жребий достался Гусеву [80].

Повторное прошение, отдельное от других членов жабкинского причта, подал пономарь Петр Васильев Базилев. Рассказав о тяжелой жизни в бедном приходе и посетовав на отделение от него лучшей его части - деревни Шарапово, после чего в Жабках жить стало совсем невозможно, он просил о переводе. В качестве довода Базилев указывал на то, что шараповские крестьяне - его бывшие прихожане, у которых он служил уже десять лет, и они желали бы иметь его своим причетником. Слово храмоздателей, каковыми и являлись жители с. Шарапова, было, как мы убедились, далеко не последним при формировании причта новой церкви. Довод Базилева консистория проверять не стала и не дала ему указаний представить письменное одобрение шараповских крестьян. Резолюция архиепископа была кратка и формальна: "К делу" [81].

В прошении пономаря с. Дединово Зарайского уезда Петра Алексеева Орлова мы снова сталкиваемся с указанием на бедность прихода и скудость средств к существованию [82] - и на этот раз совершенно неожиданно, поскольку Дединовский приход относился к редкой категории "богатейших" в епархии [83]. Единственной причиной, объясняющей стремление Орлова покинуть Дединово, мог быть его конфликт с другими членами причта, но подобными сведениями мы не располагаем.

Подведем итоги.

При существовавшей в рассматриваемую эпоху системе обеспечения приходского духовенства, т.е. благодаря тому, что основным источником содержания причтов были доброхотные даяния прихожан, инициатива создания прихода могла исходить только от них. Прихожане должны были подкрепить свое ходатайство подпиской о согласии содержать новый причт, о выделении для него земли, о строительстве церкви и домов для священно- и церковнослужителей. Духовные власти могли лишь запретить создание прихода либо, наоборот, отнестись к ходатайству прихожан благосклонно. Их решение по каждому конкретному вопросу зависело от многих факторов - как от политики Синода, в разное время по-разному оценивавшего целесообразность разукрупнения уже существующих приходов, так и от чисто субъективного мнения конкретного епархиального архиерея.

Констатируя заметное увеличение численности приходов в пореформенную эпоху, происходившее по инициативе крестьян, настойчиво подчеркивавших в прошениях в Консисторию свое религиозное рвение, все же не стоит, на наш взгляд, переоценивать степень религиозности народных масс. - В стране, где церковь не была отделена от государства, без нее в повседневной жизни невозможно было обойтись, и каждый мирянин обязан был к ней обращаться многократно. Этого требовали такие события, как рождение, смерть, вступление в брак. Необходимо было также регулярно являться на исповедь даже вне зависимости от своей личной внутренней потребности, ибо неявка могла привести к серьезным неприятностям по линии не только духовных, но и гражданских властей. Впрочем, и преувеличивать антирелигиозность крестьян, недооценивать степень традиционности их мышления было бы не менее ошибочно.

Крестьяне, считавшие, что без церкви не обойтись, все больше и больше стремились к тому, чтобы посещение ее было для них удобно: чтобы она находилась к ним как можно ближе. Стремления крестьян, казалось бы, совпадали с интересами Консистории, обязанной заботиться о том, чтобы у прихожан не было никаких препятствий для регулярного посещения богослужений. Но реально при решении вопроса об образовании нового прихода главными становились не эти соображения, а проблемы материального характера, чувствительно задевавшие интересы причтов, от которых собиралась отколоться часть прихожан, что вызывало их упорное сопротивление. В ряде случаев жалобы таких причтов (как видно на примере с. Жабка) были обоснованы, поскольку речь шла не просто об ухудшении их положения, а о нищете [84].

Прошения священно- и церковнослужителей, желавших перейти на новое место, показывают, что единственным мотивом, звучавшим в них, были жалобы на недостаточность содержания, многосемейность и необходимость устроить будущее детей. - Мотивы вполне понятные для любого человека, но вряд ли сосредоточенность на них духовного пастыря могла способствовать укреплению духовного авторитета приходского духовенства. Ответственность за подобное положение, безусловно, лежала на высших церковных властях, практически ничего не делавших для его исправления.

Формирование причта строящейся в новом приходе церкви зависело от храмоздателя: именно он должен был дать одобрение тому или иному кандидату. Но это не исключало возможности определенных манипуляций со стороны епархиального начальства, особенно если в качестве храмоздателей выступали не какие-либо влиятельные лица, а крестьяне: исходя из своих соображений, епархиальные власти сами определяли, когда мнение храмоздателей можно проигнорировать, а когда и вспомнить о нем, если это соответствовало интересам поддерживаемого Консисторией кандидата.

______________________________

1 См., например, Римский С.В. "Православная церковь в XIX в." Ростов-на-Дону, 1997; Федоров В.А. "Русская православная церковь и государство. Синодальный период. 1700 - 1917 гг.". М., 2003; и др. Большое значение имеет публикация фундаментального исследования И.К. Смолича "История русской церкви. 1700 - 1917". Ч. 1-2. (М., 2003), написанного в 1950-1960-е гг. в эмиграции.

2 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32 (Дело об образования нового прихода в с. Шарапово); Оп. 131. Св. 2957. Д. 22 (Дело об отводе крестьянами земли для церкви с. Шарапово).

3 Добролюбов И.В. Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии. Рязань, 1891. Т. IV. С. 368, 392, 408.

4 ГАРО. Ф. 627. Оп. 240. Св. 18. Д. 8. Л. 15 об. (1860 г.). О том же писал причт с. Шеино.

5 В состав Егорьевского уезда вошли 19 приходов, расположенных на юге Владимирской и Муромской епархии, 17 - на востоке Коломенской и Каширской епархии, 3 - в Рязанской и Шацкой епархии, один - при соборной церкви г. Егорьевска. Первоначально приходы в течение нескольких лет сохраняли связи со своим прежним епархиальным начальством, а потому территория уезда естественным образом разделилась на два благочиния: одно включало так называемую "Владимирскую половину", второе - "Коломенскую половину"; 3 "рязанских прихода" присоединились к "владимирскому" благочинию .

6 Так, в середине XIX в. во "Владимирской половине" помимо населенных пунктов, в наименовании которых присутствовало слово "погост" - погосты Дмитриевский, Преображенский, Пырково, Радушкино (погост Фрол) - фактически погостами являлись также и имевшие статус сел Вышелес, Дуброва, Ильмяны, Кривандино, Новопокровское, Остров, Телема, Туголес. Да и остальные центры приходов этой части уезда были малонаселенными.

7 По официальному статусу - погост Крутины, по происхождению и фактическому положению - Воронцово, Ивановское-Сергиевское, Спас-Леоновщина.

8 Так, например, по данным 1860 г. в Дмитриевском погосте проживали, не считая семей духовенства, 24 человека, а в приписанных к нему 36 деревнях, отстоявших от него на расстояние от одной до 11 верст - 7931 человек;

- в погосте Фрол (Радушкино) проживали 196 человек, а в приписанных к нему 15 деревнях (расстояние от 1 в. до 10 в.) - 2689 человек;

- в селе Архангельское - 57 человек, в приписанных к нему 8 деревнях (расстояние от одной до 6 в.) - 1693 человека и т.д.

Даже самые небольшие приходы Егорьевского уезда, помимо села обязательно включали не менее 5 - 6 деревень, например:

- в с. Жабка проживали 200 человек, а в приписанных к нему 5 деревнях (расстояние от одной до 5 в.) - 1412 человек;

- в с. Радовицы - 399 человек, а в 5 приписанных к нему деревнях (расстояние от одной до 12 в.) - 1025 человек.

9 Добролюбов И.В. Указ. соч. Т. IV. С. 413 - 415.

10 Эта особенность объяснялась тем, что территория Данковского уезда стала заселяться позже, чем Егорьевского, - с XVII в., когда здесь началось интенсивное укрепление южных рубежей, защищающих пределы государства от опасности нападения с юга. В отличие от севера поселения здесь возникали не стихийно, а, можно сказать, целенаправленно. К тому же южные районы страдали от недостатка воды, и население старалось держаться как можно ближе к тем немногочисленные водоемам, которые не пересыхают в летнее время. Здесь нередки были случаи, когда приход состоял из одного села (например, с. Перехваль, в котором в 1850 г. проживали 1521 чел.) или из села и отстоящей от него на одну версту деревни (Паникский приход). Во всяком случае число "тянувших" к центру прихода деревень не превышало 5-6.

11 Ее крестьяне проживали во многих приходах, и показательно, что за единственным исключением члены приходских причтов не указывают ее имени, которое им, очевидно, было неизвестно. Только в с. Купли-Ям в 1860 г. среди многочисленных владельцев крестьян, проживавших в деревне Новошино, значится "госпожа грузинская царевна Анастасия Григорьевна" ( ГАРО. Ф. 627. Оп. 240. Д. 8. Св. 18. Л. 86 об.)

12 Возьмем один из типичнейших примеров - деревню Новошино, входившую в 1860 г. в приход с. Купли-Ям. В ней уже упоминавшейся грузинской царевне принадлежало 12 дворов, в которых проживали 54 мужчины и 49 женщин; соответственно другим владельцам принадлежали:

- шт.-кап. К.И. Салтыкову - 11 дворов; 41 - 41;

- шт.-кап. А.М. Зелову - 13; 61 -55;

- кол. секретарше М.Н. Вельяминовой - 8; 32 - 30;

- майорше А.С. Умановой - 6; 23 - 27;

- стат. сов. А.С. Норову - 3; 10 - 12;

- тит. сов. В.А. Стефанову - 1; 3 - 3;

- кол. асессорше А.А. Агринской - 3; 17 - 16;

- полк. С.А. Волоцкому - 6; 27 - 26;

- надв. советнице Е.И. Мясковой - 5; 26 - 21;

- "вольные земледельцы" составили 2 двора, в которых проживали 6 мужчин и 7 женщин (ГАРО. Ф. 627. Оп. 240. Д. 8. Св. 18. Л. 86 об.)

13 Деревню Шарапово от приходской церкви отделяли расстояние в 5,5 в. и река Цна; деревню Новошино - 7 в. и река Летовка с протоками; деревню Спирино - 7 в., деревню Тюшино - 9 в. и река с четырьмя протоками. Между прочим, до этого - в клировых ведомостях за 1860 г. - только относительно деревни Новошино говорилось о наличии упоминаемых препятствий (ГАРО. Ф. 627. Оп. 240. Св. 18. Д. 8. Л. 86 об.)

14 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 3-3об.

15 Там же. Л. 4 об. Согласно клировым ведомостям за 1860 г., в Спирино имелось 42 двора, в которых проживало 344 человека (171 мужчина и 173 женщины) (ГАРО. Ф. 627. Оп. 240. Св. 18. Д. 8. Л. 41 об.).

16 Во всех старых приходах был одинаковый причт из четырех человек: священник, диакон, дьячок и пономарь. В следующем 1868 г. сократился причт села Жабка, когда согласно указу от 25 июня диакон Антоний Кривандин из-за "чрезвычайной склонности" к пьянству и многолетнего отягощение причта и прихожан своими "семейными нестроениями" был отрешен от места с низведением его в причетники - "впредь до раскаяния" и запрещен в священнодействии. (Там же. Л. 6 об.)

17 Число прихожан села Жабка составляло 1563 человека (771 мужчина и 792 женщины); при отчислении д. Шарапово (642 чел., 318 - 324) оставался - 921 человек (453 - 468);

- число прихожан села Остров составляло 2404 человека (1155 - 1249); при отчислении деревень Тюшино и Спирино 804 человека; (403 - 401) оставалось - 1600 человек (752 - 848);

- число прихожан села Купли-Ям составляло 2334 человека (1157 - 1177); при отчислении от них деревни Новошино (583 человека; 303 - 280) оставались - 1751 человек (854 - 897).

Предполагаемый Шараповский приход должен был состоять из 2029 человек (1024 - 1005) (ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 5 об. - 6).

18 Указом Св. Синода от 29 августа 1867 г. 77-летнему Иринарху (Попову), возглавлявшему Рязанскую епархию с декабря 1863 г., было разрешено, согласно его желанию, уйти на покой в Рязанский Спасский монастырь, где он вел строгую затворническую жизнь вплоть до своей смерти в 1877 г. (См.: Рязань православная. Рязань, 1993. С. 113).

19 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 6 об.

20 Там же. Л. 1 об. - 2.

21 Там же. Л. 2 об. Любопытно, что согласно клировым ведомостям, на территории всех трех рассматриваемых приходов только в одной деревне (д. Ново-Варово, приход с. Остров) упоминались старообрядцы-поповцы, да и то лишь в количестве 7 человек - 1 мужчина и 6 женщин (л. 41 об.), но как раз эта деревня и не стремилась к отделению.

22 Там же. Л. 2.

23 Там же. Л. 15.

24 Выплата денег была поэтапной: сначала было заплачено 300 рублей, затем планировалось внести на Петров день (т.е. 29 июня) еще 200 рублей и, наконец, последние 200 рублей должны были быть уплачены на новый 1870 год.

25 Там же.

26 Добролюбов И.В. Указ. соч. Т. IV. С. 442.

27 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 77.

28 Однако новому причту пришлось еще долго хлопотать, чтобы узаконить отвод крестьянами церковной земли. В апреле 1872 г. благочинный Иосиф Вишневский доносил епархиальному начальству, что несмотря на предписания Консистории от 3 октября 1870 г. и 21 февраля 1872 г. священник Стефан Сперанский не в состоянии составить с крестьянами полюбовную сказку о размежевании земель. Хотя жители с. Шарапово и изъявили свое согласие на составление полюбовной сказки и плана на церковную землю, писал Сперанский, тем не менее от "исполнения требуемого... уклонились, извиняясь тем, что теперь неудобно время для снимки плана" и он, священник, со своей стороны совершенно не уверен в том, что несмотря на имеющееся согласие крестьян сказка и план будут когда-либо составлены. Тем более, что крестьяне уже и прежде говорили ему, что раз общественный приговор о выделении земли причту уже имеется в Консистории, то как "им кажется, ... более не требуется с их стороны хлопот о церковной земле" (ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Д. 32. Св. 2045. Л. 93 - 93 об). Отдельное - новое дело об отмежевании земли, составлении соответствующих документов и об установлении губернским землемером "особых установленных для церковных земель знаков" тянулось с 11 августа 1872 г. и благополучно для причта завершилось только 21 ноября 1874 г. (ГАРО. Ф. 627. Оп. 131. Св. 2957. Д. 22. Л. 2, 34).

29 Но в то время были нередки случаи зачисления в причт диаконов, которые состояли на причетнических вакансиях.

30 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 28 - 28об.

31 Рукоположен во священники к церкви с. Купли-Ям Егорьевского уезда в 1861 г., в 1862 г. переведен в с. Жабки на место умершего отца.

32 Рукоположен во священники с. Остров в 1842 г. на место своего отца. Забегая вперед можно сказать, что он умер 14 сентября 1877 г., занимая то же место, которое затем унаследовал его зять - священник Петр Иоаннов Семенский.

33 Рукоположен в 1862 г. к церкви с. Купли-Ям, где ранее (но не непосредственно перед ним) служил его отец.

34 Прошение жабкинского причта было подано в Консисторию в феврале 1869 г.; в прошении священника с. Ивановское-Сергиевское П.Г. Никольского, которое датировано апрелем того же года, говорится о "праздном священническом месте" в селе Жабка; в клировой ведомости за 1870 г. упоминаются вдова и дочь покойного священника Кедрова.

35 Надо признать, что подобное заявление о "приличном вознаграждении" для жениха звучит довольно странно: как следует из исповедных росписей и клировых ведомостей сел Шатур и Остров, предки А.П. Смирнова на протяжении по крайней мере пяти поколений, а также его старший брат (Евфимий Петров Смирнов) были священниками именно с. Шатур. Другими словами, для жениха - Иоанна Андреева Орлова - приданным должно было бы стать "наследственное" священническое место семьи Смирновых, перешедшее к нему от брата жены.

36 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 42 (Приговор крестьян деревни Спирино).

37 Там же. Л. 51.

38 Там же. Л. 55. Священнику М.А. Семенову был 51 год и на его иждивении находились двое детей.

39 Там же. Л. 29 об. - 30.

40 Там же. Л. 63. Священнику В.И. Гармонину суждено было числиться на этом же сверхштатном месте и ожидать ежедневно его упразднения до 1886 г., когда, наконец, он сделался не только штатным священником, но и даже настоятелем. Причем, его статус изменился из-за того, что он по какой-то непонятной причине поменялся местами с прежним настоятелем, оказавшимся после этого на должности сверхштатного священника (ГАРО. Ф. 627. Оп. 240. Д. 34. Св. 24. Л. 93 об.-94. - Клировые ведомости за 1890 г.).

41 См. сноску 34.

42 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Д. 32. Св. 2045. Л. 62.

43 Там же. Л. 60. Согласно сведениям И.Д. Добролюбова, приход Ерандучи был образован в 1866 г. и на 1880 г. в нем числилось 679 душ обоего пола (Добролюбов И.В. Указ. соч. Зарайск, 1884. Т. I. С. 90).

44 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 57.

45 В село Ильмяны Егорьевского уезда он перешел в 1868 г.

46 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 45.

47 Там же. Л. 31.

48 Там же. Л. 33 (Резолюция архиепископа Алексия от 30 апреля 1869 г.); Л. 69 (Билет на вступление в брак, выданный С.Д. Сперанскому ).

49 Протоиерей И.Я. Образцов из Тверской епархии, которую Алексий (Ржаницын) возглавлял в последний год своей жизни (1876-1877 гг.), писал: "Преосвященный Филофей был добр, но очень уж формален: много было сиротства по его епархии. Преосвященный Алексий повел другую политику: стал устроять сирот и заслужил любовь". (цит. по: Матисон А.В. Генеалогия православного приходского духовенства России XVIII - начала XX веков: История рода Мощанских. М., 2000. С. 84).

50 Добролюбов И.В. Указ. соч. Т. IV. С. 445; Т. I. С. 155.

51 Указ. соч. Т. II. С. 16; ГАРО. Ф. 627. Оп. 240. Д. 16. Св. 20. Л. 162 об.-163. (Клировая ведомость церкви с. Новопокровское Егорьевского уезда за 1870 г.).

52 Добролюбов И.В. Указ. соч. Рязань, 1885. Т. II. С. 60; Т. I. С. 152.

53 Там же. Т. II. С. 214.

54 Там же. Т. I. С. 154.

55 Что, в принципе, если человек служил беспорочно, никто бы и не помыслил сделать.

56 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 53. Резолюция датирована 11 марта. Есть основания полагать, что Алексий не желал рассматривать вопрос о причетниках, пока не решится вопрос о настоятеле; а священник до 30 апреля еще не был определен).

57 Там же. Л. 36.

58 Там же. Л. 66. Кстати, эта резолюция датирована 3 мая, т.е. временем после принятия решения о настоятеле, что подтверждает высказанное выше предположение.

59 Из прошения невозможно понять, кто такой Петр Хавский; по всей видимости, он жил в Москве и имел какое-то неясное отношение к одному из московских приходов.

60 Имеет смысл привести это сочинение полностью:

"Податель, пономарь Иван Филиппов, мой брат, имеет нужду. Он вызван мною в Москву, чтобы удовлетворить прошение родного брата, означенное в приложенной тут записке.

По долгу родства и христианина всепокорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство помочь бедному Хавскому, коего отец был певчим у предместника Вашего Феофилакта Арх. Рязанского.

Вчерась я приобщился св. Христовых тайн у отца моего, Вам знакомого, Павла Петровича Фивейского [и] не смею просить в деле не справедливом. Петр Хавский". (Там же. Л. 39).

61 Добролюбов И.В. Т. II. С. 228. Добролюбов также указывает, что Алексий даже отобрал у причта с. Черные Курганы-Павловское Скопинского уезда выданную ему Феофилактом еще в 1811 г. благословенную грамоту на постройку новой каменной церкви - очевидно, стремясь уничтожить всякую память о своем умершем полвека назад предшественнике.

62 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 39. (Курсив мой. - И.М.).

63 Там же. Л. 54. Диаконом И.Ф. Хавский стал только в начале ХХ в., но при этом остался на псаломщической вакансии.

64 Там же. Л. 61. Е.И. Смирнов так и прослужил в с. Власовском пономарем до выхода за штат в 1880 г. Но свое место зятю ему все-таки удалось передать: его сменил муж Евдокии - псаломщик М.Д. Виссонов.

65 Там же. Л. 75. Резолюция датирована 16 мая 1869 г.

66 И несомненно, никогда не существовало; примечательно, что первоначальное заявление о желании перейти в Шарапово было сделано о. Иоанном устно, лично архиепископу. И едва ли 14 мая - когда он вернулся из Шарапово в Рязань, а, скорее, гораздо ранее: только архиепископ мог дать разрешение на отлучку из города, и даже если И.В. Перехвальский просил о поездке к сыну-священнику, служившему недалеко от Шарапова в Колычевском приходе, посещение им Шарапова не могло не подразумеваться.

67 Повторения отдельных слов имеются в самом документе - И.М.

68 Там же. Л. 74 об. (дата пропущена в источнике).

69 Там же. Л. 74. За себя и двух других уполномоченных от крестьян приговор подписал Тит Васильев - будущий староста Шараповского прихода.

70 Там же.

71 В документах более раннего времени, подписанных И.В. Перехвальским, почерк значительно уверенней и тверже.

72 Имеет смысл отметить, что один из просителей, упоминавшихся выше, диакон Г.И. Князев, указывал, что службу в с. Ильмяны ему осложняет, в частности, слабый голос: он не пробыл там и года, а крестьяне уже просили архиепископа рукоположить во диакона пономаря, "как человека с голосом".

73 Там же. Л. 50.

74 Добролюбов И.В. Указ. соч. Т. I. С. 90-101.

75 Как следует из клировых ведомостей за 1890 г., семья Василия и Марии Никитской оставалась в Починках, по крайней мере, до этого года.

76 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Св. 2045. Д. 32. Л. 44. Кстати, Триодин неправильно упоминает о "ставленной грамоте", которую получали только посвященные в сан иерея или диакона, - причетник мог иметь только указ.

77 Сперанский служил в одном приходе с отцом М. Триодина - пономарем Василием Николаевым Триодиным.

78 Там же. Л. 75. Неизвестна реакция Преосвященного на его просьбу. Почему-то именно на это прошение вместо ответа на просьбу Сперанского была наложена пространная резолюция, касавшаяся судьбы диакона И.В. Перехвальского (см. выше). Кстати, планируемый диаконом П.Я. Сперанским брак дочери не был заключен. Сам Сперанский смог повысить свой статус и, благодаря этому, очевидно, улучшить свое материальное положение лишь в 1878 г. (после 30 лет диаконской службы), когда все-таки получил долгожданное священническое место в Михайловском уезде. На это он изначально имел право, так как закончил в свое время полный курс семинарии по 2-му разряду (Рязанские епархиальные ведомости. 1878. № 7. С. 120).

79 См. Клировые ведомости с. Круги за 1880 и 1890 гг. Кстати, впоследствии, в 1883 г., в Круги перевелся священник Павел Васильев Триодин - младший брат упоминаемого пономаря.

80 ГАРО. Ф. 627. Оп. 128. Д. 32. Св. 2045. Л. 50.

81 Там же. Л. 56. По имеющимся у нас сведениям, П.В. Базилев продолжал служить в с. Жабка сверхштатным пономарем и в 1890 г.

82 По словам П.А. Орлова, он, поступив на пономарское место умершего отца, вместе с местом унаследовал полуразвалившийся дом и обязательство содержать шесть человек: деда (глухонемого церковника), мачеху, брата, трех сестер, что при "скудости средств к содержанию" и при отсутствии помощи со стороны совершенно изнурили его и заставляют искать счастья в другом приходе (Там же, л. 65).

83 Добролюбов И.В. Указ. соч. Т. I. С. 247.

84 Неудивительно, что в графе клировых ведомостей, в которой следовало указывать расстояние от различных селений до центра прихода и отмечать наличие каких-либо препятствий, мешающих прихожанам регулярно посещать богослужения, подобные отметки делались чрезвычайно редко. (Вывод сделан на основании изучения клировых ведомостей всех церквей Егорьевского уезда за 1832, 1860, 1870, 1880, 1890 гг.)